Киммерийское лето

— Борташевич, Лукин, Ратманова, зайдите после звонка в учительскую, мне нужно с вами поговорить.

Трое названных переглянулись. Ренка обморочно закатила глаза и потрогала висящий на груди амулет.

— Татьяна Викторовна, мне после уроков на тренировку, — голосом пай-мальчика сказал Игорь. — Меня из секции выгонят, Татьяна Викторовна…

— Не волнуйтесь, я вам дам записку для тренера, — непреклонно сказала преподавательница. — Итак, сегодня у нас сочинение. Тема: «Ранний Маяковский и причины его разрыва с футуристами»…

Ника встретила вызов в учительскую совершенно спокойно. Она догадалась, что это связано с их приключением в прошлую субботу, но ей было все равно. Творческие метания молодого Маяковского волновали ее сейчас еще меньше. Как и все, она развернула тетрадь на чистой странице, аккуратно проставила в верхнем правом углу дату — 10 октября 1969 — и начала быстро писать: «Здравствуй, здравствуй, здравствуй! Не сердись, я была очень занята последнее время, и телефон у нас не работает уже несколько дней, что-то с кабелем, его все время чинят и чинят…»

— Я ничего не сделала, — сказала она учительнице, когда за пять минут до звонка все сдавали готовые сочинения.

Татьяна Викторовна подняла брови:

— Но хоть что-нибудь? Я видела, вы писали.

— Это было письмо, — холодно объяснила Ника, глядя ей в глаза.

— На уроке, вместо сочинения?

— Совершенно верно — на уроке, вместо сочинения.

Татьяна Викторовна не сразу нашлась что сказать, так ошеломила ее грубость всегда безупречно вежливой Ратмановой.

— Очень жаль, придется поставить вам двойку. И не забудьте зайти в учительскую…

Раскатился звонок, Ника не спеша собрала книги. Проклятый портфель, подумала она с привычным равнодушным отчаянием, это все из-за него. В коридоре к ней подскочила трепещущая Ренка.

— Ты с ума сошла, почему ты не написала сочинения? Она теперь еще больше на тебя злится! Ой, я не могу, не могу, ну что мы будем говорить, а?

— То, что было! — отрезала Ника — Или у тебя есть лучшая версия?

У двери учительской их ждал пригорюнившийся Игорь.

— Ну что, бабки, пошли на расправу, — сказал он и жалостно шмыгнул носом. — Давайте я уж первый…

Он исчез за дверью и — не прошло и минуты — появился снова, в сопровождении Татьяны Викторовны.

— Идемте в Ленинскую комнату, — сказала она, — там никого нет сейчас…

В Ленинской комнате она без предисловий спросила их, где они были в субботу после школы и что там произошло.

— Мы были в гостях, — невинным голосом сообщила Ренка, — у одного мальчика.

— У кого именно?

Ренка беспомощно оглянулась на Игоря.

— У такого Вадика, Татьяна Викторовна, — уточнил тот. — Он живет на Большой Черкизовской, возле «Севастополя»…

— Честное слово, можно подумать, что я разговариваю с воспитанниками детского сада! «Были в гостях у Вадика» — великолепно. Кто этот Вадик? Как его фамилия? Чем он занимается?

Игорь и Ренка опять недоуменно переглянулись.

— Великолепно! — повторила Татьяна Викторовна. — Значит, вы отправились в гости к человеку, про которого ровно ничего не знаете. И что там произошло? Вы, Ратманова, если не ошибаюсь, тоже там были. Может быть, вы мне расскажете?

— Я не хочу себя выгораживать, Татьяна Викторовна, — негромко сказала Ника, — но я ушла рано, и при мне там ничего не происходило.

— Вы там много выпили?

— Мы вообще не пили, никто! — поспешила заявить Ренка.

— Нет, ну я, как мужчина, выпил там… ну, с полстакана…

— Помолчите, Лукин, — обрезала Татьяна Викторовна. — Мы еще поговорим о вашем… мужском поведении!

Она снова обернулась к Ренке.

— Так объясните мне наконец членораздельно, что произошло после ухода Ратмановой.

Ренка умоляюще посмотрела на нее, вздохнула, но так ничего и не сказала.

— Дело в том, что этот крет стал к ней клеиться, — объяснил Игорь.

— Я спрашиваю не вас! И воздержитесь от идиотского жаргона хотя бы в разговоре с преподавателем… который уже пять лет безуспешно пытается научить вас изъясняться на человеческом языке. Так что же, Борташевич, насколько я понимаю, этот Вадик к вам приставал?

— Да, — сказала Ренка после долгой паузы.

— И это вас возмутило. Я понимаю. Вы ожидали, что он будет вести себя более корректно. А почему, собственно, вы этого ожидали? У вас было право ожидать к себе уважительного отношения?

Ренка молчала, закусив губу.

— Не хотите говорить? — сказала Татьяна Викторовна, так и не дождавшись ответа. — Хорошо, в таком случае я вам скажу! У вас, Борташевич, этого права не было. У вас, Ратманова, тоже. Как вы думаете, какими глазами молодые люди определенного сорта должны смотреть на девушек, которые являются в незнакомую квартиру, чтобы повеселиться?

Ренка жалостно захлопала накрашенными ресницами:

— Татьяна Викторовна, я думала…

— К сожалению, Борташевич, этого вы никогда не умели. Так вот, Лукин! Вы только что провозгласили себя мужчиной, но тогда уж запомните одну вещь: когда мужчина идет куда-нибудь с девушкой, он отвечает за нее головой. Скажите, вам хоть понаслышке знакомо чувство мужской ответственности?

— Ну… знакомо.