Я целую её. Мой заклятый призрак, мое неизлечимое наваждения, любимый кошмар, жесточайший из всех миражей.
Сколько раз я делал это не в явь?
Сколько раз просыпался ночью – с неумолимой эрекцией и заоблачной тахикардией, которая – нет, не симптом моего возраста, нет. Кое-чего другого симптом. Болезни моей, с которой я давно свыкся.
Безумной…
Самой вкусной…
Нежной такой…
Она мне отвечает!
Мысль, которая прожигает меня насквозь не сразу, далеко не сразу.
Наверное, все дело в том, что я до последнего жду – пощечины, звонка будильника, чего угодно, что выведет меня из этого хмельного транса.
Она! Мне!
Это ведь невозможно…
Она ведь…
Дрожит.
С каждой секундой все сильнее.
Дрожит, как готовая взорваться бомба, и я прям чувствую, как близок момент её взрыва.
Который нельзя допускать.
Отрываюсь от неё, отдираюсь, обрезаю без жалости все сосуды, которыми успел в неё прорасти. Но только губами отрываюсь, руками же – опоясываю гибкий девичий стан посильнее, чем это сделал бы спрут.
Не знаю, что будет через час, через полчаса – даже через минуту, но здесь и сию секунду – она будет в моих руках. А там…
Она смотрит на меня снизу вверх, и с каждой секундой темные её зрачки разрастаются все сильнее. Моя девочка в ужасе. До нее доходит, что произошло. Что именно она себе позволила. В чем выдала себя!
– Отпусти, – хрипло произносит она. Требует. Дергаю подбородком.
– Ты этого не хочешь, – господи, что я несу? С чего я это взял?
Силы её внутренние будто собираются из мелких капель. И если минуту назад она не могла выровнять голос, сейчас – находит в себе силы, чтобы упрямо задрать подбородок.
– Я сказала, убери от меня руки!
– Сказала, – киваю, а пальцы мои рисуют узоры на её спине, захватывая все большую площадь для “рисования”, – а я не убрал. И что мы будем с этим делать?
Ответ она формулирует быстро. Резко дергает руку вверх, замахивается…
– Нет, нет, нет, – покачиваю головой, ощущая, как глубоко меня коротит в момент, когда я ловлю эту самую руку, – нет, Катюша, ответ неверный. Подумай еще.
Сам понимаю, я заигрался. И несусь вперед, силясь заиграться еще сильнее, нарушить все границы еще сильнее.
– Я замуж выхожу, – маленькая моя тигрица наконец собирается с мыслями, – держись от меня подальше.
– Не, не выходишь, – дергаю подбородком буднично, все так же не особенно анализируя, что за дичь я несу, – уже нет.
– С чего бы? – девочка моя сверкает мне в лицо своими яркими прекрасными глазами. – Потому что ты мудак озабоченный и никак не можешь от меня отвязаться?
– Нет, – я покачиваю головой чуть-чуть и склоняюсь ближе к коже её, алчно втягивая обожаемый мой запах, – просто твой мажор тебя счастливой не сделает.
– Сделает! – она так отчаянно взбрыкивает, что я на долю секунды почти ей верю. – Он добрый, замечательный, я нужна ему…
–Нет, Катюша, нет, – фыркаю, уже даже не пытаясь урезонить бухающее в груди сердце, – это не те аргументы, что могут меня убедить. Хочешь, подскажу правильные?
– Я хочу, чтоб ты меня отпустил.
– Отпущу, – обещаю искренне, – скажешь, что я попрошу, и отпущу. Только хорошо сказать нужно будет. Убедительно.
– Чтобы ты пошел в жо…
– Скажи, что любишь своего жениха, – даже не думал, что буду говорить это так – спокойно, требовательно, не выворачиваясь наизнанку от лютого бешенства.
Беситься не от чего.
Я все понял.
Кажется, моя неизлечимая бледнеет еще сильнее, чем была до этого.
А могла бы на хрен послать. И даже подальше.
Но не шлет. И это – новый её промах.
Того, кто безразличен, без церемоний поставят на место в таких вопросах.
– Ну же, малышка, – улыбаюсь ей в губы, – это ведь очень простые слова. Очень простые. Смотри. Я тебя люблю. Думал, что справился с этим, но нет. Люблю. Сильнее, чем раньше даже. Крышей по тебе съезжаю. Никого в жизни так не любил, как тебя. Если так задуматься – только тебя и любил, а все остальное – херня какая-то была, придурь. Давай, теперь твоя очередь.
Смотрит на меня, глаза огромные, растерянные. Будто девочка моя все пытается найти под ногами почву.
– Я, – она все-таки облизывает пересохшие губы, – я люблю Кирилла. Ясно тебе?
– Ну, – я скептически морщусь, – так себе прозвучало. Не убедительно. Может, повторишь еще раз? Говорят, со второго раза лучше получается.
У неё вспыхивают бешеные искорки в её глазах. Кажется, все-таки где-то она нашла точку опоры и пытается встать неё.
Черт его знает, чем бы это все закончилось.
Я себя знаю. Не отпускать эту девочку из разговора со мной я умел подолгу, даже при том, что у меня было гораздо меньше поводов, чем сейчас.
Но…
Облом был обязан наступить по всем законам кармы. И он наступил под весомый звук чего-то то ли опущенного, то ли брошенного на пол.
Я инстинктивно ослабляю хватку, разворачиваясь на звук. Катя, конечно же, пользуется полученной возможностью и выскальзывает из моей хватки.
Обдумать это я правда уже не успеваю.
Потому что в правую мою скулу с размаху врезается чугунный мужской кулак. Ощущения, скажем честно, яркие…
Мажора Катерининого я опознаю уже по голосу, не в силах ничего разобрать среди мешающих обзору разноцветных пятен.