Киндер-сюрприз для декана

Господи, я ведь бесилась безумно! Что он выбрал не меня. Что не хотел чтобы его дети были нашими общими. Что так любил свою чертову Веру, что взял её с ребенком, а мне только таблеточка от иллюзий и досталась.

Но вот сейчас…

Это я стою между ним и Карой.

Только я!

– Ладно, ладно! – рявкаю шепотом, стискивая кулаки, – ты можешь придти. С Антоном. У вас полчаса до подачи торта. Как вы будете разбираться с грузчиками меня не волнует!

Он поднимается. Легко и просто, даже не косясь на свои колени. Бросает взгляд на часы. Я будто вижу сквозь его лоб, как взводится его внутренний таймер.

– Мы будем вовремя, – кивает Ройх и выходит из моей квартиры, бесшумно закрывая за собой дверь.

А я…

А мне остается только стиснуть пальцы висками и посоветовать про себя.

– Дыши, Кэт, дыши…

Интересно, почему мой внутренний голос вдруг стал звучать голосом Капустиной?

И доживу ли я до вечера – тоже вопрос!

Материнская интуиция – это зло. Когда она работает не на меня конечно!

Мама приходит на кухню, когда я обреченно нависаю над праздничным тортом с большой и прекрасной розовой восковой тройкой.

– Что-то случилось, Катюш?

– Да нет, с чего бы…

Мне кажется – у меня получается изобразить бодрость и веселье. Мне кажется!

Мамины глаза только придирчивей прищуриваются.

– Что-то случилось, – комментирует она безаппеляционно, – что именно? Звонили из издательства?

– Нет, по работе все хорошо, – отмахиваюсь с бесконечной честностью, – они конечно предлагают устроить промо-тур по шести городам хотя бы, но я уже сказала им, что не раньше следующей книги буду готова…

– Что ж, если дело не в работе, значит – в мужчине, – мама кивает и присаживается на уютный наш кухонный диванчик, – и когда нам стоит в гости ждать отца Карамельки?

Сама не знаю, как умудряюсь не размазать шикарную розу из шоколадного крема своими резко задрожавшими руками.

– Как ты догадалась?

– Зайка, – мама тихонько вздыхает, – а ты думаешь, что очень уж скрытная? Мне стоит напомнить, у кого никогда не получалось скрыть ни одну разбитую вазу?

– Получалось же, – возражаю возмущенно. А мама так красноречиво закатывает глаза, что мне сразу становится все понятно.

Я ведь тоже ругаю Карамельку не за всякую провинность. Только за некоторые – чисто для поддержания хотя бы минимальной дисциплины. Наверное, многие бы назвали меня безалаберной матерью, но я не хочу чтобы моя дочь тратила столько же сил, сколько я трачу, чтобы вспомнить о папе что-то хорошее…

Пару минут молчим. Я безуспешно пытаюсь установить свечку на торт, но руки так трясет, что кажется – я уничтожу всю хрупкую сладкую композицию одним своим прикосновением. Нервно кошусь на часы. Убеждаюсь, в том, что отведенные Ройху полчаса прогорают ужасающе быстро.

– Дай-ка сюда, – мама подходит, категорично отжимает у меня злополучную свечу, одним четким движением определяя ей место. Я даже отворачиваюсь, чтобы скрыть свою досаду.

Хотя, будем честны и откровенны – бешусь я совсем не из-за свечки.

– Ты же знаешь, что все можно решить, – замечает мама критично, – в конце концов, мы можем переехать.

– Я на эту квартиру ипотеку взяла, – возмущаюсь я, но сама понимаю, что аргумент неважный. Взяла и взяла. Можно выбрать другую квартиру, договориться с банком…

Но я не хочу.

Не хочу бежать ни от Кира, ни тем более от Ройха!

Хотя вот прямо в эту секунду думаю, что может быть и зря я столь принципиальна…

– Чего ты боишься сейчас? – мама касается моего плеча теплой ладонью, – что он навредит Каролинке? Думаешь, он на это способен?

– Я не знаю, – покачиваю головой, потом вздыхаю, вычищаю из головы панические мысли и поправляюсь, – нет, разумеется нет. Он не для этого переезжал, в конце концов. Мог ведь и дальше торчать в своей Москве, делая вид, что ничего у нас не было, и Карамельку мне ветром надуло.

– А тебя очень волнует, что он делал такой вид? – задумчиво уточняет мама, – что у вас ничего не было. Я думала, он слишком взрослый для тебя.

– Да, да, конечно, слишком, – отвечаю я рассеянно, старательно скребя ногтем какое-то пятнышко на столешнице.

– Но для тебя это до сих пор не имеет значения, так ведь?

Я задираю голову, уставляюсь маме в глаза.

– Он меня бросил, – проговариваю твердо, – и детей от меня не хотел. И женился.

– Женился, чтобы мальчик тот светленький в детдом не отправился? – мама иронично приподнимает бровь, – ты ведь и сама это давно за аргумент не считаешь. Так ведь?

Хотела бы я поспорить.

– Но он меня бросил. – повторяю упрямо.

– Да-да, – мама кивает, всем своим существом демонстрируя свое согласие со мной, – и детей не хотел. Так не хотел, что стоило ему Каролинку один раз увидеть, как он аж из Москвы в Петербург переехал. Так не хотел…

– Мама! – моему возмущению нет предела, – ты вообще-то на моей стороне должна быть.

– Ох, зайка, – она вздыхает и покачивает головой, – я и есть на твоей стороне. Просто говорю тем голосом, который ты никак не хочешь слушать.

– Не хочу, – категорично встряхиваю головой, – и не буду.

– Да, ты это давно решила, – мама поднимает ладони, будто сдаваясь, – только голос этот все еще звучит, так ведь? И не слабеет. Почему бы это?