Тем более что я с утра ничего толком не ела — выпила лишь традиционную чашечку кофе. И то лишь потому, что лучшие мысли нередко приходят ко мне как раз в тот момент, когда я перемалываю в кофемолке зерно и вдыхаю неподражаемый аромат — в надежде, что они вдруг появятся.
— Подарок — поближе к елке, — сразу подхватила игру и показала мне на стул Люсьен.
— Может, раздеть и сразу под елку? — пробурчала Тамара, на которую молодежь не обращала особого внимания, воспринимая скорее как привычный атрибут Володьки Кривина. Что-то вроде клюки, с которой удобнее передвигаться по жизни, но всегда можно отставить в угол.
— А что — отличная мысль! — загоготал Володька. — Во братан обалдеет!
Делая вид, что меня это не касается, я подналегла на бутерброды с черной икрой и какие-то умопомрачительно вкусные салаты.
— Перекусим, пока ребята подойдут. Кто что пить будет? — привычно распоряжалась застольем Люсьен.
Все же я никак не могла представить эту дамочку женой Виталика, почему-то в таких вещах воображение вовсе отказывалось работать. Эффектная, конечно. В меру смышленая — такие мужчинам нравятся. И в доме красиво, чувствуется хороший вкус. Но чем больше я тайно вглядывалась в лицо Люсьен, тем отчетливее читала на нем явное, тщательно скрываемое беспокойство. Я судила по тому, как то и дело она откидывала назад волосы, потерянно смеялась, нервно барабаня при этом пальцами, и изо всех сил старалась, буквально пыжилась создать атмосферу непринужденного застолья. Что-то не нравилось мне, очень не нравилось в поведении Люсьен. Она налила Володьке Кривину полный стакан водки, причем я видела, как нервно дрожала ее рука, а водка переливалась через край. В чем дело?
Но, похоже, кроме меня, никто не чувствовал исходящих от Люсьен волн напряжения — все присутствующие за столом весело смеялись и вели какую-то болтовню, включая Тамару, которая раскраснелась от водочки и даже повеселела.
— Ну, мужики — золото, что ли, добывают? — вспоминала Тамара между рюмками, которые лихо опрокидывала одну за другой.
Я же, наоборот, не стала делать даже глотка водки, незаметно вылив ее в блюдо с солеными помидорами. Да и аппетит как-то резко пропал, стоило лишь слегка утолить первый голод. Зато Володька, смешав в своем животе-жбане утреннее пиво с мощной дозой водки, оказался совсем пьяным. Мне захотелось вдруг притормозить Тамару, чтобы она не напивалась слишком уж сильно, но из этой затеи ничего не вышло.
— Ну и молодежь пошла! Одни конфеты жрать горазда. В чем только душа держится? — отмахнулась от меня повеселевшая женщина.
Я же, обессиленно улыбаясь и кивая всем вокруг, чувствовала, как внутри словно натягивается пружина непонятного предчувствия. Кажется, щелкни кто-нибудь сейчас перед носом пальцами, и я взовьюсь до потолка, сигану прямо к люстре. В такие моменты у меня особенно болезненно обостряются зрение и слух. Вот Люсьен еще раз наливает в Володькину рюмку, которую он только что опустошил, водку, и тоненькая ее рука кажется белой от напряжения. В одном подсвечнике уже догорела свеча, а хозяйка и внимания не обращает, и не замечает… Вот где-то далеко послышался звук подъезжающей машины. Наверное, въехала во двор. Шагов не слышно и не может быть слышно — лестницы и коридор застилает мягкая, кровавого цвета дорожка. Я, еще когда шла сюда, подумала: какая жуткая, ну и цвет. Скорее всего те, кто приехал, уже зашли в дом. Хорошо бы посмотреть в окно. Одно окно, спиной к которому сидит Люсьен, плотно задрапировано какой-то восточного вида тканью, второе — заслонено елкой.
Но, видно, Люсьен все же не зря сидела возле окна, потому что неожиданно быстро встала со своего места и со словами «сейчас, сейчас» вышла за дверь.
— Я все же изображу подарок под елкой, — сказала я и быстренько метнулась под новогоднюю елку, услышав, как коротко хохотнул моей шутке Володька Кривин. Но его смех тут же заглушил звук автоматной очереди, женский визг, Володькин крик «бля», перешедший в стон. Сидя под елкой, я видела ножки стола и стула, чьи-то ноги, потом мощное тело Володьки Кривина, грохнувшееся на пол, струйку крови, которая потекла по паркетному полу из его простреленной головы, услышала голос надрывно вопившей Тамары.
Черт, надо что-то делать — таким зайчиком под елкой долго не просидишь. Как там в считалке: «Вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет, пиф-паф…»
— Ой-ой-ой! — громко закричала девушка, которую я даже толком не успела рассмотреть за столом, поглощенная наблюдением за Люсьен, которая тоже упала вниз, схватившись за руку.
Больше медлить нельзя было ни минуты. Резко выпрямившись, я уперлась руками и ногами в ствол елки и повалила ее на стол, затем одним прыжком долетела до стола и погасила свечи. Мужик с автоматом стоял в двух шагах от последнего источника огня в зале. Пока он не опомнился, я в темноте, практически наугад бросилась к нему, вырвала из рук оружие и с силой ударила стволом по голове, боком чувствуя обмякшее тело.