Киндер-сюрприз с героином

— Ну уж нет, теперь я сдам вас в милицию — отделение как раз за углом. Будете знать, как грабить девушку… Или вот что: проводите меня до дома, тогда я вас отпущу. Пошли втроем под ручки…

— Ошалела, что ли? Пошли, жалко, что ли, да, Леха? — сказал один из отроков, наконец-то вставая и вытряхивая снег из-за шиворота.

А я подумала, что в окружении сильно нетрезвых парней, которые ведут в подъезд развеселую поддатую девушку, меня будет сложнее отличить от общей предпраздничной массы. И, наоборот, в случае чего проще придумать какой-нибудь неожиданный ход для тех, кто сидит в засаде.

Но оказалось, что мысли о возможной засаде были всего лишь моей фантазией. Без всяких приключений добралась я до двери квартиры номер один под руку с двумя юными кавалерами, которые несколько протрезвели после снежных процедур и даже начали проникаться ко мне уважением и симпатией.

— Может, выпьем? А? На троих ? — предложил один из мальчишек, наиболее активный матерщинник.

— Погоди, дружок, всему свое время. Тебя как зовут-то? Алик?

— Почему это Алик? — не понял юмора пацан. — Что я, татарин, что ли? Эдиком меня зовут, а его — Димкой.

— Стоп, ребята. Сейчас начинается самое главное. На всякий случай вам лучше слинять, может случиться трах-бабах, — сказала я, нажимая тревожно дребезжащую кнопку звонка и мысленно готовясь к любым неожиданностям. К великому счастью, дверь открыл самолично Виталик, который казался взволнованным и сильно взъерошенным.

— Ураган! Ты где так долго ходишь? Люська Штыря арестовала, вон он лежит. Мы решили в милицию его не сдавать, пока ты не допросишь первая…

— Правильно, — кивнула я коротко.

А сама отметила про себя: как же по-семейному, трогательно звучит это «мы». Мы тут посоветовались, решили в этом году меньше законсервировать огурцов, зато побольше помидорок… Мы отпуск вместе берем в августе, чтоб к бабушке съездить…

В воздухе запахло ячейкой общества, особенно если взять во внимание всклокоченные волосы Виталика — чего это он вдруг так распушился?

Люсьен выбежала мне навстречу тоже раскрасневшаяся, с видом победительницы.

— Сбежала, значит? — Я несколько сбила ее пыл первым же вопросом. — Удрала? Ведь мы же все обсудили, решили.

— Но, Таня! Я подумала, что сама смогу!

— Что сможешь?

— Да все. Как ты. Ты вон какая, а я что — совсем, что ли, вот так? — несколько запутанно объяснила свой поступок Люсьен, глядя на своего бывшего супруга. Все ясно, желание реабилитироваться перед ним, показать себя во всей красе и прочие женские планы — вот что способно перевернуть мир, мобилизовать на подвиги. То, что подвиг действительно имел место, свидетельствовал крепко связанный по рукам и ногам чернявый мужчина с модной небритостью на довольно упитанной круглой морде. Руки и ноги его были крепко завязаны ремнями, веревочками, имел место даже лиловый шелковый шарфик, крепко скрученный вокруг запястий. Рот Штыря затыкал самодельный кляп. Лицо было багровым от сдерживаемого гнева — такое ощущение, что не открой сейчас пробку этого вместилища скверны, и оно взорвется, разлетится на куски…

— Так это и есть твой страшный Штырь? — спросила я у Люсьен, удивленно глядя на невысокого, коренастого человека с уже обозначившимся под ремнем животиком. — Этот самый убийца?

Подойдя к Штырю, я вытянула у него изо рта кляп, скрученный из куска какой-то шелковой женской комбинации или еще более интимного предмета. Но сделала я это совершенно напрасно — из открывшегося отверстия рта Штыря понеслась грязнейшая ругань, отборный трехэтажный, да нет — стоэтажный мат. Впрочем, если перевести эту сложноступенчатую речь на русский язык, Штырь в основном говорил, что оказался свидетелем краткого, но бурного примирения семейной пары, которое, видно, включало в себя нечто больше, чем дружеские рукопожатия. Явно большее. Некоторые глаголы его пафосного монолога живо обрисовывали, каким образом друзья коротали время в ожидании меня. Или просто это я так истолковала его малопонятный спич? Пришлось снова воткнуть в рот Штыря тряпку, чтобы дать передохнуть ушам. Я сделала вид, что ничего не поняла из штыревских излияний, и обратилась к еще больше зардевшейся Люсьен.

— Расскажи, как тебе это удалось, — спросила, кивая на пленника.

Как все мы, смертные, Штырь попался на свою, может быть, единственную слабость — отношение к женщинам. Точнее, к единственной женщине — своей Люсьен.

Решив сбежать со свидания с бандитами на ступеньках гастронома «Вкус победы», Люсьен задумала осуществить свой собственный план — найти Штыря. Только она знала, что в Тарасове есть три тайные квартиры, где Штырь отсиживается в минуты опасности, то и дело меняя точки дислокации, — про эти норы ничего не знали даже свои, «штырята». Наверное, квартир было гораздо больше, но Люсьен знала три и начала их самостоятельный обход. В первой квартире точно никого не было, а во второй, которая когда-то принадлежала уехавшему в Израиль с супругой-еврейкой штыревскому брату, явно кто-то был…

— Как ты узнала? — перебила я Люсьен.