Кинг-Конг-Теория

Я увидела это собственными глазами, когда снимала «Трахни меня» вместе с Корали Чинь Тхи[22]. Что ее пластика завораживает мужчин, надолго остается волнующим воспоминанием – почему нет. Но ожесточение, с которым ей отказывали в способности на что бы то ни было еще, просто ошарашивало. В том, что она стала сорежиссеркой фильма, видели исключительно мой каприз. Доводы не имели значения – дело решалось в тридцать секунд: невозможно. Нельзя же быть в прошлом скандальной персоной, а потом проявлять изобретательность, интеллект, творческие способности. Мужчины не хотели, чтобы объект их фантазий покидал рамки, в которые они ее заключили, женщины чувствовали себя под угрозой от одного только ее присутствия, встревоженные эффектом, который ее статус производил на мужчин. И те и другие были согласны между собой в одном основополагающем пункте: надо заткнуть ей рот, прервать ее, не давать ей говорить. Доходило до того, что в интервью, даже когда ее ответы печатали, их приписывали мне. И я говорю не о единичных случаях, а о систематических реакциях. Они хотели, чтобы она исчезла из публичного пространства. Во имя защиты мужского либидо объект желания должен оставаться на своем месте – оторванным от жизни и, самое главное, немым.

Точно так же, как политикам важно заключить визуальное изображение секса в четко очерченное гетто, однозначно отделенное от остальной индустрии, удерживая фильмы для взрослых в роли люмпен-пролетариата в мире кино, им важно и удерживать порноактрис в осуждении, стыде и стигматизации. Дело не в том, что они неспособны или не хотят заниматься ничем другим, – но нужно все устроить так, чтобы у них не было такой возможности.

Женщины, которые прикасаются к сексу за деньги, которые, сохраняя собственную автономию, извлекают конкретную выгоду из своего положения самок, должны быть публично наказаны. Они преступили черту, они не стали играть роль ни хорошей матери, ни хорошей жены, ни порядочной женщины – а от этой роли вообще нельзя освободиться радикальнее, чем снимаясь в порно. Следовательно, их удел – быть социально исключенными.

Это классовая борьба. Господствующие классы обращаются к тем, кто пытается из нее выйти, взять штурмом социальный лифт и привести его в движение. Это политическое заявление одного класса другому. У женщины нет другого способа подняться по социальной лестнице, кроме замужества, и пусть она об этом не забывает. Для мужчин эквивалент порно – это бокс. Они должны проявлять агрессию и рисковать разрушением своего тела на потеху богатым. Однако боксеры, даже черные, все-таки мужчины. У них есть этот крошечный запас социальной мобильности. У женщин – нет.

Когда Валери Жискар д’Эстен[23] запретил в семидесятые годы показывать порно на большом экране, его побудили к этому не народные протесты – никто не выходил на улицы с криками «мы больше не можем» – и не рост преступлений на сексуальной почве. Он сделал это потому, что порнофильмы были слишком успешны: залы были битком набиты, народ узнал, что такое удовольствие. Президент защитил французский народ от его желания пойти в кино и полюбоваться красивыми задницами. С тех пор порнография обречена на убийственную экономическую цензуру. Больше не будет возможности реализовывать амбициозные кинопроекты, снимать секс так, как снимают войну, романтическую любовь или гангстерские разборки. Границы гетто очерчены, в политических оправданиях нет нужды. Это защищает только одну мораль – ту, которая гласит, что только у господствующих классов есть право испытать на себе игровую сексуальность. А народ пусть сидит смирно: похоть, конечно, только помешает ему прилежно трудиться.

Элиты беспокоит не порнография сама по себе, а ее демократизация. Когда «Нувель Обсерватер» в 2000 году, в связи с запретом «Трахни меня», выходит с заголовком «Порнография: право сказать “нет”», речь идет не о том, чтобы запретить интеллектуалам читать тексты де Сада или закрыть газетные рубрики частных объявлений для щедрых и похотливых читателей. Никого даже не удивляет, что этих заклятых врагов порнографии можно встретить в компании молодых шлюх или в свингерском клубе. «Нувель Обсерватер» требует права сказать «нет» свободному доступу к тому, что должно принадлежать только привилегированному меньшинству. Порнография – это инсценированный, церемониальный секс. Но в итоге какой-то пока неясной нам концептуальной уловки выходит так: что хорошо для немногих избранных – назовем это либертинаж, – для масс очень опасно, так что надо их любой ценой от этого оградить.

В антипорнографическом дискурсе быстро теряешься: кто же тут все-таки жертва? Женщины, теряющие достоинство с того момента, когда кто-то увидел, как они сосут член? Или мужчины – слабаки, неспособные совладать со своим желанием смотреть на секс, неспособные понять, что это всего лишь изображение?