Кинг (ЛП)

На мгновение я подумал, что Триша скажет мне, что отдала ее или какую-нибудь хрень в этом роде, и уже размышлял, кого мне нужно будет убить, чтобы вернуть ее, когда вдруг Триша сообщила мне нечто, шокировавшее меня и перевернувшее мой желудок.

— Я ОСТАВИЛА ЕЕ С ТВОЕЙ МАТЕРЬЮ.

До того дня я видел свою мать не так много раз за несколько лет, и ни один из них не был специальным визитом. В основном, когда я сталкивался с ней, она даже не знала, кто я такой. В самый последний раз, когда я ее видел, она назвала меня Трэвисом и спросила, как прошла поездка на Бермуды.

Как только Триша сообщила мне, где мой ребенок, я повесил трубку и позвонил матери, но линия была недоступна, а я не знал, был ли у нее мобильный.

Я взял такси до ее дома и позвонил Преппи, чтобы он встретил меня там.

Я добрался туда раньше него.

Подходя к дому, я знал, что было что-то не так. Я чувствовал это своим нутром.

Я колотил в дверь квартиры матери, пока костяшки на пальцах не начали кровоточить, но не последовало ни единого ответа. Я слышал, как внутри работал телевизор. Я кричал матери, но она не отвечала. Я собирался спуститься вниз и уйти, проверить кого-то из соседей и узнать, жила ли она здесь до сих пор, но потом услышал ее.

Я услышал ее.

Мою малышку.

Она плакала.

Моя малышка плакала.

Не просто слабое хныканье или капризный плач, а душераздирающий крик прямо из глубины души. Такой, который давал понять, что такого дерьма быть не должно.

Она будто знала, что я был там, и звала меня.

Я выбил входную дверь. В гостиной было темно, свет падал лишь от экрана включенного телевизора. Когда я ступил внутрь, к подошвам обуви прилип мусор: обертки от фастфуда и окурки. Столешница была вся засыпана мусором. На кухне над раковиной, заполненной грязной посудой, летали мухи. Мусорное ведро было переполнено.

Я снова услышал ее плач. Он доносился из задней части квартиры.

Я вбежал в пустую комнату и включил свет, но ничего не сработало. Понадобилось мгновение, чтобы глаза адаптировались к темноте, но, когда они привыкли, я увидел крохотную малышку: прекрасную, напуганную, худую малышку размером не больше, чем моя рука от запястья до локтя, покрытую дерьмом с головы до гребаных пальчиков. Ее глазки были красными и затуманенными от слез. Она не была в колыбельке. Она лежала на грязной простыне на полу. Ни бутылочки. Ни одеяла. Ни света. Ничего.