Кинк

Во-первых, была морозильная камера. Она была прямоугольной и, я полагаю, белой – хотя в тусклом освещении подвала казалась серой - и я очень сомневался, что в ней может оказаться что-нибудь, что пригодилось бы мне, если только я не проголодаюсь, что в тот момент казалось маловероятным.

Над ней было несколько полок, уставленных неинтересной и скучной коллекцией домашнего хлама. Шланг, несколько жестянок, банка с краской, ящик с инструментами, коробка, с причудливой надписью "Ham teeth"[6], моток стального троса и несколько других предметов, слишком маленьких, чтобы их можно было опознать в темноте.

Справа от морозилки стоял крепкий на вид деревянный стул с высокой спинкой, на котором в моем нынешнем состоянии сидеть было бы неудобно, поэтому я больше не обращал на него внимания. Нет, для меня пол был гораздо предпочтительнее; по крайней мере, пока Кэсси не уложит меня обратно в свою постель. Тихий вздох тоски сорвался с моих губ.

Слева от морозильной камеры, в самом темном углу комнаты, казалось, было что-то... еще. На стене я разглядел какую-то бутылку, а с нее свисала веревка или трубка, ведущая к куче тряпья на земле. Странно. Поскольку больше делать было нечего, и я почувствовал, что достаточно отдохнул от вопящей агонии, вызванной передвижением, мне пришла в голову идея снова наказать себя, придвинувшись поближе к интригующим предметам в углу.

Как раз в тот момент, когда я опускался, чтобы опять поползти по полу, что-то заставило меня остановиться. Шум, доносящийся сверху.

"Динь-дон"

Это был просто звук дверного звонка, звук, который теперь казался таким чуждым, таким неуместным по сравнению с тем странным миром, в который меня забросили. Это был стандартный, веселый, домашний звук звонка в дверь, но я едва мог в это поверить.

Я услышал звук открывающейся двери. Кэсси все еще была дома, но оставила меня здесь одного. Должно быть, она была занята чем-то важным.

- Ух. Будь я проклят, девчуля, - произнес сверху голос, громкий и уверенный.

Я узнал его в одно мгновение. Ярость вскипела во мне. Какого черта он здесь делал? Она была моей девушкой, черт побери.

Я открыл рот, чтобы крикнуть пришедшему, что он грязный ублюдок и еще несколько отборных эпитетов.

А затем снова закрыл его.

"Теперь ты будешь вести себя хорошо. Ты не собираешься покидать этот дом. Ты не будешь шуметь. Ты не будешь кричать".

Ее слова все еще звучали у меня в ушах. Она была права. Я не собирался шуметь или кричать. Она знала, как будет лучше.

Пока я все обдумывал, наверху снова заговорили, но голоса были такими тихими, что я не видел смысла прислушиваться. Послышался тихий вскрик, и адреналин в моей крови взлетел до небес, затем я услышал шум и скрип пружин от веса девушки, брошенной на кровать.

Моя девушка.

Наша кровать.

Гребаный Джейк.

Кипя от злости, я попыталась заглушить звуки, доносившиеся от них сверху. Я сосредоточился на своей собственной боли, ревущей боли в раздавленных и изломанных суставах, которая угрожала перехватить дыхание каждый раз, когда она резко возвращалась в фокус.

Затем груда тряпья и хлама, которая вначале привлекла мое внимание, издала шум. Какой-то хриплый, дребезжащий, задыхающийся выдох.

Возможно, именно поэтому я и оказался здесь. Я ничего не мог поделать с тем, что происходило наверху, и, конечно, Кэсси знала, что делала. Но, должно быть, она поместила меня сюда по какой-то причине, и, может быть, именно по этой. Я решил выяснить, что это было.

Я подтянулся на последние несколько дюймов к куче и сел рядом с этой штукой. Протянул руку и приподнял кусок ткани. Это была не куча тряпья, это был небольшой предмет, накрытый старым грязным одеялом. Я откинул одеяло и вздрогнул.

Что это, блядь, такое?

Это был не предмет, а какое-то животное, или, по крайней мере, что-то неопределенное из плоти. Может, инопланетянин? Что бы это ни было, оно могло двигаться. Я взялся за это, чтобы подтянуть ближе. Его кожа была мягкой, эластичной и на ощупь прохладнее, чем у человека. Оно издало высокий вой с непонятным свистящим звуком.

Разглядев его в слабом свете, пробивающемся сквозь щели в потолке, я невольно издал тихий стон. Что-то в нижней части этого существа выросло и стало узнаваемым. У этой твари, живой, дышащей твари, был член.

Член, который затвердел от моего прикосновения к его коже. Как будто я отрегулировал фокусировку бинокля, меня вдруг накрыла волна узнавания, и существо стало отчетливо видно. То, на что я смотрел, не было ни инопланетянином, ни неизвестным зверем. Это были останки человека. Все еще живые останки того, что когда-то было человеком.