Kрасноармейцев заставили побриться. Пока они приводили в порядок свою одежду, художник приволок откуда-то полуразвалившуюся бричку, водрузил на нее «максим» и вымазал все зеленой краской. Когда же он, ею, начал красить в защитный цвет и лошадей, казачки вдруг заволновались, некоторые даже полезли с кулаками. Кое-как, при помощи мата и нескольких выстрелов из маузера в расписанный древними мастерами потолок, комиссару удалось замять этот инцидент. Художник очень обиделся и обозвал всех дураками, ничего не разбирающимися в искусстве. — Вы, этого, не разобижайтесь на нас, — подошел к нему ездовой. — Мы грамоте не обучены, может, чего и не так делаем, но вы, сами-то, возьмите в толк, как мужички лошадок своих найдут, ежели вы их всех, того, под аглицкий газон?..
Под утро киношники исчезли и все, наконец, облегченно вздохнули.
Командир отряда прошелся по церквушке, отпихнул ногой пустую коробку из-под пленки и, споткнувшись в потемках об уже начинавшую попахивать дохлую лошадь, в сердцах сказал: — Да уберите же вы ее наконец, а то, понимаешь, развели тут соц… — Он на мгновение задумался, припоминая незнакомое слово. — Ну, как его? — Нереализму, — подсказал комиссар. — Во, во. Ну и запашек от нее…
1983 год.