Кино для взрослых

— Нет, она у меня чисто кинематографическая актриса. Под моей фамилией пока не успела нигде сняться. Армагерова, слышал? Варвара Армагерова. — Я покачал головой. — Старик, я так понимаю, ты по-прежнему кино не жалуешь? Только свое, небось, смотришь?

— Всякое смотрю, — отвечал я. — По крайней мере, все громкие фильмы уж точно. Так что и Варвару твою наверняка где-то видел.

— Ну в громких она покамест не снималась, — протянул Волнистый. — Не видел ты ее, видимо. Если бы видел, запомнил — ручаюсь.

— Что — такая талантливая?

— И красивая. — Волнистый по-прежнему лопался от самодовольного восторга. — Красивая — это еще очень мягко говоря.

— Ну да, понятно, — уже немного раздраженно хмыкнул я. — Красивая-раскрасивая. Сверхкрасивая.

— Вот именно! — не заметил моей иронии Волнистый. — Да что ты, старик, я уже, значит, три месяца как с ней расписался, а все не могу привыкнуть. Уж так мне, считаю, повезло. Она ведь поначалу меня вообще не воспринимала. Как мужчину, я имею в виду. Как режиссера она меня уважала с первой встречи — как на пробы ко мне пришла. В работе — ангел просто. Да и в жизни… Ну я с ней снял один пока только фильм — «Закат в Закавказье», не видел? — Я опять покачал головой. — Ну такое приключенческое кинишко. Ничего себе, я считаю, получилось. Прежде всего за счет Вари… Закончились, в общем, съемки — я от нее, конечно, не отстаю. Она — как-то так поначалу не очень меня воспринимала. И довольно долго это длилось — я уже даже надежду почти потерял. Ну а раз однажды не выдержал уже, приехал к ней без предупреждения — бухнулся на колени. Казни, говорю, или милуй. Я, говорю, точно понял: мне нужна только ты. Больше вообще никто. Во-об-ще. Я не врал — я действительно так думал и думаю. И всегда буду думать. Я ей много тогда всего наговорил — чуть ли не час на коленях простоял. Я, говорю, не понимаю, как жить, не знаю, зачем, для чего, почему… Без тебя жизнь бессмысленна. Абсолютно. А с тобой в ней будет смысл двадцать четыре часа в сутки. Я такие фильмы с тобой сниму! Ты самой популярной девушкой в Союзе станешь. А может, и в мире. И без тебя я теперь, клянусь (я действительно поклялся — и клятву сдержу), ни одного фильма не сделаю. Не захочешь у меня сниматься, вообще уйду из кино. Да и из жизни, вероятно… Поверь, говорю, Варя, без тебя, вне тебя для меня теперь ничего не имеет значения. Пусть хоть огнем все горит… Послушала она меня, послушала, помолчала. И потом запросто так говорит негромко: «Хорошо, я согласна». И я теперь, старик, счастливейший из смертных! Вот так вот. — И Волнистый залпом осушил еще один бокал.

5

Признаться, он меня удивил. Кто мог ожидать от этого перманентно самодовольного, нахального, безудержно жизнерадостного типа, сибарита по призванию, этакого воплощенного Стивы Облонского… так кто, спрашивается, мог ожидать от него столь сильной любви к кому бы то ни было? Каюсь, я не мог. Но в эту минуту я ему полностью поверил.

Волнистый же наполнил себе новый бокал, зажег следующую сигарету и продолжил изливать свои восторги по поводу жены:

— Понимаешь, я до сих пор не могу поверить, что она — моя, что она всегда рядом. Что у меня дома, вместе со мной, и только со мной, есть такое чудо. Это неописуемое чувство — я даже не подозревал, что такое возможно. Я каждый день осыпаю ее цветами и комплиментами — и, кажется, никогда уже не смогу остановиться. «Ты — восьмое чудо света!» — так я ей и говорю. Или вот давеча чего сформулировал: «Если, говорю, завтра неоспоримо докажут, что существует бог, на меня это не произведет никакого впечатления. Потому что я навек впечатлен тем фактом, что есть ты. А поразительнее этого ничего быть не может!..» И все это, заметь, тоже совершенно искренне. Я действительно так думаю. — Волнистый настаивал так, словно я ему не верил. А я почему-то очень понимал его и продолжал верить каждому слову, даром что всегда считал его болтуном и хвастуном. И потом я ничего не знал о его жене, но тоже сразу уверовал, что она — какая-то особенная. Слишком уж непривычно красноречивым был сейчас Волнистый.

Мне показалось, что надо хоть что-нибудь ответить на эту пламенную речь, но я сумел выдавить лишь:

— М-да, не знаю, что и сказать…

— Когда увидишь ее, сам все поймешь, — подмигнул мне Волнистый. — Так, значит, актрисы у тебя нет?

— Нет, нет…

— Ну так посмотри Варю! В смысле — пробы сделай.

Я усмехнулся:

— Валера, слушай, да все, что у меня пока есть, — это сценарий. Его на студии только читали, а в Госкино еще ничего и не слыхивали. Пока одобрят, пока запущусь, пока то да се… Это я не знаю, сколько еще времени пройдет…

— Так что ж ты не шевелишься? — недоумевал Волнистый. — Сходи уже в Госкино… А директор чего сказал?

— Сурин-то? Да он тоже не читал еще…

— Ну так если ты будешь таким настойчивым, то, конечно, как раз через десять лет и запустишься… Ладно уж, — Волнистый тяжко вздохнул, — я, если что, замолвлю за тебя словцо. Не боись — всё одобрят.

И опять он меня поразил.