Кино и история. 100 самых обсуждаемых исторических фильмов

Но везунчик, золотой мальчик, романтик оказался беззащитен перед безумием. Параноидальная страсть к чистоте, мания преследования и страх перед «коммунистическим заговором» превратили красавчика к концу жизни в затворника, который много лет не стриг ни волос, ни ногтей, не мылся, бесконечно пересматривал антисоветский триллер Джона Старджеса «Полярная станция “Зебра"» (1968). Скорсезе то ли из целомудрия, то ли из конформизма не стал истязать зрителей картинами распада личности. Безумие, сыгранное Леонардо Ди Каприо, старательным учеником адаптированной к американской почве системы Станиславского, опрятно и аккуратно.

В последнее время Голливуд провозглашает безумие едва ли не высшей ценностью, непременным и необременительным спутником величия. Зрители уже любовались шпионскими кошмарами математика – нобелевского лауреата, смеялись над не менее параноидальными фантазиями известного журналиста, поверившего в то, что он киллер на службе ЦРУ. Теперь к этой коллекции наваждений добавятся кадры с Хьюзом, тратящим часы на то, чтобы решиться, какой рукой он возьмет бутылку с молоком, а какой рукой откроет ее. Кажется, Голливуд тошнит от чрезмерной рациональности американского мифа, потому-то он столь жадно набросился на истории всевозможных маньяков.

Для Скорсезе тема безумия, как и мотив величия и падения человека, вообразившего себя хозяином мира, не нов. Его кино со времен гениального «Таксиста» – название вряд ли случайно перекликается с «Авиатором» – населено мегаломанами, чаще всего криминального свойства. Однако «Авиатору» не хватает маленькой, но существенной детали, без которой он не становится шедевром: физического ощущения липкого безумия, затягивающего Хьюза. Эпизоды нанизываются неспешно и спокойно. Вечеринки джазовой эпохи. Съемки фильма о летчиках Первой мировой «Ангелы ада» (1930), превратившиеся в колоссальный перформанс. Изысканное соблазнение Кэтрин Хепберн (Кейт Бланшетт), первые приступы сумасшествия, утомительная судебная тяжба с государственной авиакомпанией. Все это по отдельности впечатляет, но в трагикомический образ простого американского миллионера не складывается.

Адмиралъ Россия, 2008, Андрей Кравчук

Адмирал Колчак (Константин Хабенский) – если не самый харизматичный, то самый «киногеничный» – в драматургическом смысле – из белых лидеров: герой полярных экспедиций, беспомощный на полях сухопутных сражений мастер эффектного жеста, протофашистский диктатор Сибири и никакой политик, расстрелянный в Иркутске в феврале 1920-го. Анна Тимирева (Елизавета Боярская) – красавица, автор романа в обращенных к Колчаку письмах и, по мнению раздраженных соратников адмирала, «сибирская мадам Помпадур», пошедшая за любовником в тюрьму и расплатившаяся за любовь 37 годами тюрем и ссылок. К их истории ничего ни убавить, ни прибавить: реальность фантастичнее любого вымысла. Между тем авторы только тем и занимаются, что убавляют и прибавляют.

Прибавляют в том, что касается истории, и самое страшное даже не то, что красивости ради трагедия превращена в лубок. Бойня офицеров в Гельсингфорсе и разоружение черноморских офицеров происходят на экране одновременно, хотя между ними прошли три месяца 1917 года, в течение которых Колчак был пылким сторонником революции. В США его командировали не для подготовки мифического десанта в Константинополь, а для обмена опытом минной войны. Тимирева, хотя платье с красным крестом очень идет Боярской, служила не сестрой милосердия, а переводчицей в канцелярии Колчака. Каппелевцы ходили в атаку с пением, боже упаси, не «Боже, царя храни», а «Шарабана»: «Я гимназистка седьмого класса, / Пью самогонку заместо квасу, / Ах, шарабан мой, американка, / А я девчонка, я шарлатанка».

Ладно, детали. Но в фильме нет истории как неумолимой в своей логике стихии. С чего вдруг богобоязненные морячки превратились в зверей? Как Колчак стал «Верховным правителем России», если из фильма вычеркнут кровавый военный переворот в Омске: не против красных, а против союзников – правых эсеров? Чем он так достал беспартийных мужичков, что партизанские орды смели его режим, как бы авторы ни винили в том коварных французов и чехов. Судя по фильму, русская армия большую часть времени проводила в молебнах, которых слишком много даже для нашей клерикальной эпохи. Вот и прорубь, в которую скидывают тело Колчака, вырублена в форме креста: находка в духе Ильи Глазунова.