Кино, масоны и любовь

— Ирвин! Я чувствую себя с вами какой — то ущербной. Я не собираюсь тащить вас в постель, я не собираюсь навязываться вам, как это делали другие дамы, я понимаю, что оба поцелуя вышли по моей инициативе, и, возможно они вам были неприятны…

— Вы ошибаетесь, Габи, — мягко перебил меня он. — Это я вел себя некорректно. Я ничего не намеревался требовать от вас в тот вечер, когда мы ужинали с вами в «Монмаранси». Вы вовремя мне рассказали о Баррингтоне и Расмусе…

— О, боже, — теперь я перебила его, — я ничего такого не имела в виду. Это просто для поддержания разговора. Вы спросили — я ответила. А вчера вечером?

— Я обещал вам, что вы будете в безопасности. Я привык держать свое слово.

— Ах, так это вы держали слово…. — протянула я, — выставили меня полной дурой, а оказывается, это вы слово держали.

— Мисс Вареску, Габи, я не понимаю… — он откинулся на спинку кресла и удивленно таращился на меня.

— Мистер Брайс, — я уже шипела как змея, — вы сейчас же, немедленно подойдете ко мне и нормально, слышите, нормально поцелуете меня. Я не намерена больше гоняться за вами. Тем более, у меня — нога…

Его лицо исказила какая — то судорога, пальцы охватили ручку кресла так, что костяшки побелели.

— Ах, так… Вам неприятно целоваться со мной? Зачем тогда было это приглашение? Эти пять миллионов за ужин? Я чего— то не знаю?

— Нет, Габи, подождите. Все совсем не так, как вы думаете.

— А что я должна, черт возьми, думать, когда вы шарахаетесь от меня как от чумной?

Я все — таки вскочила со своего места и похромала в сторону двери, ругая про себя последними словами, и Ирвина, и Фрида, и Стефана приплела еще до кучи. Зачем он вообще отпустил меня отдыхать? Сидела бы сейчас в городе, занималась бы привычными делами, а не изображала бы из себя подопытную обезьянку.

Две огромные руки легли на плечи, останавливая меня. Я не торопилась поворачиваться. Отпустила от себя все свои эмоции и расслабилась. Резкая волна чего — то мной еще неиспытанного, долбанула меня в область солнечного сплетения. Я задохнулась, по телу в разных местах закололи тоненькие иголочки, горло сжало от какого — то непонятного спазма, а мои руки буквально затряслись в неизвестной лихоманке. Что за — ааа?.. Что это такое?

Это его чувства — сомнений в этом у меня не было. Но что они обозначают? Больно, больно — то как! Больно! Если бы я такое чувствовала по отношению к нему, я бы тоже к нему и близко не подошла.

Наконец, эти руки перевернули меня и прижали к его широкой груди, крепко — крепко обхватив в стальной захват. У меня запульсировало сердце, как будто я только что пробежала стометровку на скорость, и во рту пересохло, и сейчас эти губы были единственным источником влаги, но я боялась к ним прикоснуться, я так боялась.

Я подняла голову и заглянула Ирвину в глаза, они были невообразимо темны, дыхание резкое и прерывистое, крылья носа хищно раздуваются. Опять накатило воспоминание о поцелуе в ресторане и мои мысли о том, что он чем— то болен. Ерунда! Еще пять минут назад был свеж, бодр и энергичен. Ну, давай уже, целуй. Где — то внутри меня рождалось небывалое нетерпение.

Наши губы соприкоснулись, и я чуть не вскрикнула от дикого разряда, пронзившего меня, это было так неожиданно и больно…., а потом наступило блаженство. Я никогда не прыгала с парашютом и не парила в воздухе как птица, но чувства, охватившие меня, были сродни этому. Легкость, необычайная легкость во всем теле, как во время нашего первого с ним танца. А я еще подумала, что это мои эмоции. И неудержимая эйфория, как тогда, когда я вышла из криосауны, так необъяснимо радостно стало на душе. Захотелось петь и смеяться, а еще обнять весь мир и сказать ему «спасибо».

Твердые губы, вдруг ставшие необычайно мягкими покрыли легкими поцелуями мое лицо, пару поцелуев в основании лба у самой кромки волос, легкое касание и щекотание ушных раковин, и дорожка легких прикосновений к шее. Эти поцелуи наполняли меня легкостью и истомой и не были похожи ни на что, испытанное мной ранее.

Затем Ирвин припал к моему рту, и все успокоившиеся чувства появились вновь. Я ощутила такую жажду, что только это проникновение спасало меня от нее. Он водил языком внутри моего рта и мне захотелось прижаться к нему еще крепче, буквально вдавиться в него, не чувствуя никаких преград между нами. Ближе, как можно ближе друг к другу, друг в друге.

Я стала судорожно шарить по его телу, пытаясь снять футболку. Мне до безумия захотелось прижаться к его оголенной коже своей. Волны такого дикого желания накатывали на меня, что я рвала эту несчастную футболку, как раненый зверь спасает свою жизнь. А здесь и сейчас от этого она и зависела.

Его огромные руки делали все намного бережнее и аккуратнее моих, моя футболка снялась как бы сама собой, я даже не успела заметить. Вслед за ней полетели и джинсы, и все мое белье, а я так и рвала безуспешно пряжку его ремня. Услышала тихий гортанный смех и полушепот:

— Может закроем двери? Неудобно если кто — нибудь тебя увидит голой почти в коридоре.