Кино – искусство не менее условное, чем футбол. Начался фильм, на поле вышли: один – в тоге, другой – в шубе, третья – голая, но в шляпе, четвертый – в пожарной каске. Какие странные, экзотические люди! Кто они такие, что представляют? Где там у них добро, где зло? К середине фильма я с трудом разбираюсь, кто мне друг, кто враг. И только когда пойму это, начинается мой кайф. Но полфильма ушло мимо.
Наш российский мир очень долго, три поколения, был советским микрокосмом, отделенным ото всех. И мы не приучены определять с общечеловеческой ясностью в своих фильмах мир Добра и мир Зла. Нам про нас и так все ясно.
В качестве российской альтернативы можно привести «Балладу о солдате» Чухрая. Центр Зла обозначен сразу ярко, визуально, эмоционально и предельно ясно общечеловечески. Это бесчеловечная война и ее образ – груда взбесившегося металла – танк, одинаково враждебный любому живому человеку. А центр Добра – двое молодых ребят, нежно и целомудренно влюбленных друг в друга. Постепенно этот центр расширяется, включает в себя и молоденького офицера, и одноногого инвалида, и его жену… Короче, всех кто попадает в зону, освещенную добротой фильма. Круг Добра расширяется, пока не охватывает всю землю до горизонта. Просто? Но эта простота покорила весь мир.
Когда зрители смотрят на экран, их подсознание постоянно ищет и сортирует персонажей на самом простом уровне. Кто тут хороший парень? А кто плохой? Они делают это потому, что им надо приткнуться к хорошему парню, идти дальше вместе с ним, болеть за него. Это естественная человеческая потребность самоидентификации.