Кино: перезагрузка богословием

Когда в «Терминаторе-2» биоробот из будущего (персонаж Шварцнеггера) погружается в кипящую сталь на глазах у спасенного им мальчика — имеем ли мы право сказать, что перед нами проповедь антихристианства? Терминатор уничтожает себя — чтобы никакая из составляющих его деталек не досталась тем, кто пожелает воспроизвести подобного ему робота и использовать его в качестве супероружия. И в сознании детей, смотревших этот фильм, остается плачущий мальчик, смотрящий на защитившего его странного друга — и рука Терминатора, постепенно погружающаяся в лаву и прощально поднимающая большой палец… Разве не легче будет после этого рассказывать детям о Евангелии и о той жертвенной этике, что возвещается им?

Вот и после знакомства с «Титаником» я решил сводить в кино своих крестников. Пусть высоколобые мужи спорят о художественным достоинствах или пустотах этого фильма. Мне важно, что в нем есть то, что так нужно детям и подросткам: ясная грань добра и зла. Вообще-то это та ясность, что нужна и взрослым — но те предпочитают более сложные игры: «с одной стороны… с другой стороны…». Для кого-то «Титаник» — технотриллер. Крестникам же я объяснил, что мы идем на фильм о мужской чести. Тем, кто фильм так и не видел, напомню: мест в шлюпках не хватало на всех. Зная об этом — как поведут себя люди? И кто останется человеком, хоть и потонет в морской пучине, а кто, хоть и спасет свою плоть, но потонет в своей собственной низости?..

При чем тут мои мальчишки-крестники? Вроде бы крестный отец должен рассказывать своим воспитанникам о «божественном» и заботиться о спасении их душ, а тут речь идет о чем-то чисто человеческом, о чем-то, что вполне умещается в принципы совершенно светской этики… Это правда — тут чисто человеческое. Но разве христианство расчеловечивает человека? Еще во втором столетии св. Ириней Лионский сказал, что грех людей (даже самых первых) состоял в том, что они — «Не став еще людьми, хотели стать богами». Не пройдя школу человеческой чести и вежливости, воспитанности и человечности — что ж говорить об «обожении»! Слишком часто я видел (в том числе и в зеркале) православных активистов, богословов, священнослужителей, монахов, которые своей жизнью не соответствуют элементарным требованиям порядочности, но при этом проповедуют о ничтожестве мирских ценностей (в том числе и нравственных) по сравнению с высотами Царствия Божия. Юный батюшка, уверенно «тыкающий» престарелым прихожанкам — пусть уж лучше он перед очередной проповедью, обличающей «антихристовы времена», посмотрит «Титаник»…

Самое же поразительное, что увидел я в этом фильме — это наличие в нем прочной, хотя и почти невоспринимаемой религиозной нити. Я не имею в виду священника, остающегося на корабле и до конца дающего людям возможность молиться, то есть возможность умереть по человечески. Ведь смерть человека тем отличается от смерти животного, что человек осознает свою конечность. И он стремится преодолеть ее тем, что осмысляет свою смерть, тем, что видит нечто, следующее за смертью, после нее, сверх нее. Умереть с молитвой — это в любом случае значит победить смерть, ибо значит освободить свой взор от плененности ее близостью. Это значит сквозь смерть смотреть на Того, Кто за ней, Кто выше ее и сильнее ее. Предсмертная молитва есть уже победа над смертью. Эту победу дарит людям священник, отказывающийся сесть в последнюю шлюпку..

Но самая глубокая религиозная линия фильма другая — и она незаметна для поверхностного зрителя…

Впрочем, прежде чем приступить к распутыванию этой ниточки, нужно объяснить, почему я считаю, что тут есть что распутывать. Дело в том, что владение языком психоанализа и мифологии является частью современного западного образовательного гуманитарного стандарта. Использование этого языка в произведениях искусства (фильмах и книгах) считается признаком современности и элитарности. Считается ли Дж. Камерун, создатель «Титаника», режиссером заурядным или же серьезным, претендующим на элитарность? Несомненно второе. Но, раз так, то мы вправе предположить, что он конструировал свой фильм, закладывая в него несколько уровней понимания. Один, чисто авантюрный — для тинейджеров, а второй — для «понимающих».

Последние кадры фильма взывают именно к психоаналитической расшифровке. А та, в свою очередь, вплотную подводит нас к миру религии и мифологии.

Свою религиозную идею финальные кадры несут прямо к подсознанию обычного зрителя, Но с ними может вполне рационально работать профессиональный разум тех, кто владеет языком религиоведения. Попробуем теперь на этом языке последовательно раскрутить тот идейно-эмоциональный заряд, который несет очень небольшая образная дорожка из концовки фильма. Попробуем осознать то, что было обращено к нашему подсознанию.