Кино: перезагрузка богословием

Есть разные уровни бытия. Есть — бытие, а есть — быт. Есть — житие, есть — жизнь. Есть — вечность, а есть — время, история, калейдоскоп событий. Человек стоит на грани этих миров. Но порой он забывает о своей пограничности и ощущает себя в тылу. Такого человека религиозный философ начинает трясти и будить: «Не спи, проснись художник, не предавайся сну! Ты Вечности заложник у времени в плену!» (Борис Пастернак).

Классический философский текст, в котором нетрудно узнать сюжет «Матрицы» — это миф о пещере, познакомиться с которым можно в «Государстве» Платона.

Некие люди пленены и скованы цепями в горной пещере. Они скованы так, что сидят спиной к выходу. Только иногда люди видят перед собой на стене игру лучей и теней от солнца или светильников. Они сидят в этой пещере с детства. Они забыли, что существует огромный внешний мир и думают, что вот эта игра теней — это единственная реальность. На деле же это — игра теней.[2] Как потом, спустя столетия, скажет русский неоплатоник Владимир Соловьев: «Милый друг, иль ты не видишь, что всё видимое нами только отзвук, только тени от незримого очами».

Индийская философия также стремится разбудить человека. Ее первый призыв: человек, познай и признай свою ослепленность. В индуизме привычный для нас поток ощущений называется Майа. Майа — это сон, который снится Брахману, первоначальному божеству. Брахман — спит и видит сны, а мы с вами — персонажи другого сна, чужого сна. Вот в этом — отличие индийской философии от европейской. Декарту кажется очевидным, что раз он мыслит, значит, он существует. В индийской философии считается, что мысль человека может быть порождена чужим сознанием, а не его собственным. Итак, человек ест порождение чужого сна, да и сам вдобавок спит. Человек есть сон во сне. (На что немецкий поэт Рильке протестует: «Я больше сна во сне. Не мину!»[3]).

А буддизм — это вообще философия улыбки чеширского кота. Улыбка — есть, а кота — нет. То есть: есть — поток сознания, но нет субъекта сознания. Личности нет ни в мире людей, ни в мире богов (этот тезис в буддизме называется «анатман»). В индуизме Брахман спит и видит сны. Если он проснётся, то мир — исчезнет, и мы с вами — растворимся. В буддизме же нет Бога. Весь мир — иллюзия, а чья — мы не знаем. Знаменитый коан, «загадка без ответа», дзэн-буддистской традиции: «Однажды встретились Будда и бабочка и смотрят друг на друга. Кто кому снится? Бабочка — Будде, или Будда — бабочке». Ответа нет. Но, как бы то ни было, человек должен понять, что весь его мир — это мир сансары, устойчивых иллюзий. От этого навязчивого гипноза надо проснуться. Для начала же надо понять, что меня вообще нет, и что фраза «я пошёл» — бессмысленная фраза. В лучшем случае, можно сказать: «Эта груда костей, благовоспитанно именуемая моим телом, сейчас стала двигаться по направлению к этой двери, которой, на самом деле, тоже нет».

Знаете, в Москве есть такой замечательный и малость хулиганистый батюшка, отец Иоанн Охлобыстин, когда-то знаменитый актёр, режиссёр и так далее. Так вот, он недавно выпустил книжку своих анекдотов. Главный персонаж этих анекдотов — некий архимандрит Савва, по легенде — наместник одного из подмосковных монастырей. Парочка из этих анекдотов — вполне гениальны, на мой вкус. И вот одна из жемчужин охлобыстинского собрания: «Отец Савва никогда не здоровался с буддистами, когда те заходили в его монастырь, потому что он боялся оскорбить их религиозные взгляды. Ведь по верованиям буддистов не существует ни их самих, ни тех, кто с ними здоровается».

Итак, в буддизме нужно пробудить своё сознание и усилием мысли понять, что на самом деле мира — нет и меня тоже — нет. Ничего не существует.

В первой серии «Матрицы» Нео беседует с мальчиком, похожим на тибетского далай-ламу в детстве. Мальчик одним своим взглядом гнет ложку. Нео пробует повторить этот трюк, и в ответ слышит: «Главное — ты должен понять, что ложки просто не существует!».

В Православии тоже есть установка на то, чтобы пробудиться от плена очевидности, плена стереотипов. Наиболее ярко это выражено в учении преподобного Максима Исповедника. Этот величайший православный философ жил в VII веке христианской эры говорил, что есть два типа логосов. «Логос» по-гречески обозначает не только слово, но и мысль, а у Максима даже замысел.

Первый из двух типов «логосов» — «логос сперматикос», семенной логос. Это — замысел Бога о каждом человеке, каждой вещи. «Мысле-воление Божества». Логос сперматикос — это замысел Бога в вечности о каждом из нас, о каждом человеке, вещи, встрече, ситуации. Как замечательно сказал В.С. Соловьёв, национальная идея — это не то, что тот или иной народ думает о себе во времени, а то, что Бог замыслил об этом народе в вечности.