«Кино» с самого начала

Гена Зайцев, на которого мы уповали, был внезапно смещен с поста президента клуба за экстремизм. Но без боя он не сдался. Расставаясь со своей руководящей должностью, Гена выкрал из бывшего своего кабинета в Доме народного творчества всю документацию, так или иначе связанную с рок-клубом. Две огромные сумки с бумагами Гена увез к себе домой – на улицу им. Степана Разина, но всем сказал, что спрятал документы в надежном месте – видимо, опасаясь конфискации. Экс-президент лелеял мечту создать альтернативный клуб на демократической основе и как-то раз даже созвал своих единомышленников на собрание, которое проводилось почему-то во дворе дома, где жил Борис Гребенщиков, – на ул. Софьи Перовской. Был там и Жора Ордановский, были там и мы. Я сейчас думаю, что на самом деле если бы идея Гены была бы реализована, то новый рок-клуб мог бы получиться очень даже неплохим, но, как всегда, помешала этому делу всеобщая извечная русская инертность. Собравшиеся поддержали Гену, поговорили и разошлись по домам, чтобы завтра собраться как ни в чем не бывало в старом, привычном уже клубе на Рубинштейна, 13.

Мы уже довольно часто бывали здесь, примелькались членам правления, и нас уже считали кандидатами в члены клуба. Познакомились мы и с Игорем Голубевым – известным в ленинградских рок-кругах барабанщиком, который с головой ушел в изучение теории современной музыки и вел в рок-клубе студию свинга. Мы все строем ходили к нему в студию, махали там руками и ногами, отсчитывали четверти, прилежно выделяли синкопы и с увлечением грызли гранит этих ритмических премудростей. Нам было интересно учиться – мы понимали, что очень многого не знаем и не умеем, и старались восполнить пробелы в своем образовании любыми возможными способами. Витька вообще не был поклонником так называемой теории «зажженного факела», основное положение которой заключается в следующем: если у человека есть Божий дар, то ему и учиться не надо, а если нет, учись не учись, ничего толкового все равно не сделаешь. Это очень удобная позиция для лентяев, одержимых манией величия, которых мы на своем веку видели немало. И нельзя сказать, что они ничего не делали, – нет, напротив, они писали песни, создавали группы, пели, играли, но и в мыслях ни у кого не было, что над песней нужно работать, что не всегда они мгновенно рождаются, что вдохновение – это еще не все, нужно приложить еще кое-какие усилия для того, чтобы оформить появившуюся мысль так, чтобы она стала понятна и другим, а не только автору. Ну, это при условии, что есть мысли, конечно.

Витька же был упорным и в этом плане трудолюбивым человеком. Кое-какие песни у него рождались очень быстро, но над большей частью того, что было им написано в период с 1980-го по 1983 год, он сидел подолгу, меняя местами слова, проговаривая вслух строчки, прислушиваясь к сочетаниям звуков, отбрасывая лишнее и дописывая новые куплеты, чтобы до конца выразить то, что он хотел сказать. На уроках в своем ПТУ он писал массу совершенно дурацких и никчемных стишков, рифмовал что попало, и это было неплохим упражнением, подготовкой к более серьезной работе. Так же осторожно он относился и к музыкальной стороне дела. Витька заменял одни аккорды другими до тех пор, пока не добивался гармонии, которая полностью бы удовлетворяла его, – в ранних его песнях нет сомнительных мест, изменить в них что-то практически невозможно.

– Я отвечаю за то, что написал, – говорил он. – И изменять здесь уже ничего не буду.

Возможно, здесь сыграл свою роль опыт художественного училища – Витька прекрасно знал и прочувствовал на себе, какой труд нужно затратить, чтобы добиться самых минимальных результатов. Я придумывал по нескольку разных соло к каждой песне и показывал их Витьке – пока он не утвердит какое-то из них, я не мог переходить к отработке дальнейшей музыки.

Игорь Голубев видел интерес, с которым мы пытались перенять у него премудрости свинга, и это ему нравилось. Олег просто подружился с ним, ходил к нему в гости и купил у Игоря более или менее приличные бонги, которые уже не стыдно было использовать на концертах. Голубев иногда давал нам советы чисто музыкального плана, подбадривал молодую группу и обещал поддержку при прослушивании – он был членом комиссии и отвечал за музыкальную сторону решений, выносимых рок-клубовским жюри.

Глава 6 (продолжение)

Мне нужно было устраиваться на работу: нужны были деньги, да и при нашем образе жизни в те времена довольно опасно было не числиться на какой-нибудь службе больше двух-трех месяцев – запросто могли завести уголовное дело по статье «за тунеядство» или «за нетрудовые доходы» – я не знаю точно, как это формулировалось. Тем более что с молодыми людьми, играющими рок-музыку, боролись, как со страшной заразой, каковой, впрочем, мы и являлись для советского образа жизни и советской идеологии. Любые, даже чисто формальные нарушения закона, которые могли бы проститься кому-нибудь другому, для нас могли быть роковыми и последствия могли быть крайне неприятными.