«Кино» с самого начала

Я говорю, что хотел бы совсем с музыкой завязать, но ничего не выходит. Вроде бы удалось уже, но вот в Нью-Йорке, в блюзовом каком-то кабаке поиграл двадцать минут на классном фэндере с тамошними музыкантами, и этих двадцати минут мне хватило для того, чтобы снова перевернуть свою жизнь. Можно бросить пить, можно даже отказаться от никотина, но если человек играл на сцене рок-н-ролл, то, как бы он потом ни вертелся, обязательно вернется к этому.

– Да, – говорит Борис, – вот и Сева Гаккель тоже…

Да, Сева тоже одно время предпочитал рок-н-роллу большой теннис, а на последнем рок-фестивале смотрю на сцену – ба! Сева с Ляпиным такое творят, как десять лет назад… Все мы, короче говоря, остались такими же безумцами, и сколько ни махай ракеткой и ни изображай из себя «волну», как я, сменив было рок на пантомиму, стоит услышать: «Satisfekshn» или «Twist Shaut» – и все снова летит к черту. Или – к Богу?..

Борис вскоре покидает нас – как всегда, дела, запись, снова запись. Майк уезжает с ним – к жене, а Старцев, допив сухое, вдруг начинает назойливо предлагать пойти поиграть в бадминтон, несмотря на то что два главных игрока – он и Липницкий изрядно нетрезвы, мы с Кирилловым играть не хотим, а на улице дует сильный ветер. Ему все-таки удается уговорить нас, и мы идем на полянку.

Пока немолодые и нетрезвые спортсмены готовятся к поединку, мы с Кирилловым закуриваем, и он начинает вспоминать нашу запись в Малом драматическом. И я вспоминаю ту музыку, тот драйв и кайф, то веселье, те концерты. И, что радует, этот драйв и эти концерты, настоящие рок-концерты, не закончились и теперь, когда, кажется, с головой захлестнула страну мутная вонючая река безвкусного и бездарного попса. Это только совсем молодым и глупым девчонкам кажется, что пахнет эта река дорогими духами и мужской силой, а я-то знаю, чую настоящий запах – запах ведомостей и договоров, директоров и администраторов, бухгалтерских холодных пальцев и малюсеньких потных мозгов советских композиторов и поэтов-песенников, запах лицемерия и лжи.

Но безумствует еще Ляпин, чьи работы вызывают разноречивые оценки, а мне нравится его музыка – это наше, настоящее битническое зверство. А Борис – бодр, светел, и поет себе что хочет, и, как всегда, очень хорошо. И Майк время от времени ошарашивает тинейджеров, плавающих в тягучем киселе вместе с «Наутилиусом Помпилиусом», своим мощным и диким рок-н-роллом. И братья Сологубы, и Вовка Леви, который умудрился разогнать за пятнадцать минут синюшный параноидально-алкогольный туман последнего ленинградского рок-фестиваля. А Коля Васин, который устроил под завязку этого психопатического мероприятия маленький, но такой задорный и свежий концертик на выставке в Гавани, что впечатлений от него осталось больше, чем от трех дней грохота в «Юбилейном». Все действуют, как и прежде, и даже я уже записал на кассету четыре новые песни. И Алексис-Ливерпулец продолжает веселиться и бесчинствовать, Юфа снимает полнометражный художественный фильм – он теперь кинорежиссер, и с Марьяшей я иногда созваниваюсь, но ее трудно застать дома – она теперь директор «Объекта насмешек» и все время пропадает в поездках. Олег заходит в гости ко мне, а я недавно заходил в гости к Гале – к той, у которой мы с Витькой как-то встречали Новый год; живет она в очень удобном месте, недалеко от центра – в Джерси-Сити, одна остановка на метро до Манхэттена.

Раздражают только звонки. Звонят мальчики и девочки и требуют от меня каких-то экспонатов в музей Виктора Цоя. Я не даю им экспонатов, у меня нет ничего такого, что бы я мог им дать. Все мои экспонаты – это моя жизнь, моя молодость, которую я ни в какой музей не отдам. Я хотел было сказать этим мальчикам и девочкам, что если они думают, что музеи и памятники возвращают кому-то жизнь, то они очень ошибаются. Отнимают они жизнь, а не возвращают, превращают реликвию во что-то такое, что совсем не похоже на оригинал. И сами усердные музейные служители превращаются в мумии и экспонаты. Но я ничего им не сказал. То, что для них умерло, во мне живет – это часть меня, и Майка, и Бориса, и всех наших друзей.

А Борис, кстати, пел в восемьдесят втором: «Мы пили эту чистую воду…» – ну-ка, мальчики-девочки, кидайте свои пальчики, смотрите на меня в окно, что там дальше поется? Не помните? О нас, о нас. Вот когда вспомните, тогда и позвоните мне из своего музея. А мы – мы никогда не станем старше.

Апрель – май 1991. Ленинград – Москва

Фрагменты интервью Виктора Цоя

«…Стихов я не пишу, только песни»

Газета «Политехник»

(Ленинград)

24.02.1984 г.

Что главное, по-вашему, в музыке? В чем секрет ее популярности?

Я думаю – актуальность. А в общем, песни должны быть хорошими.