«Кино» с самого начала и до самого конца

Я из тех, кто каждый день выходит прочь из дома
Около семи утра.
Да, из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.
И что бы ни было внизу — холод или жара,
Я знаю точно, завтра будет то же, что и вчера,
Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.

В это утреннее время там внизу всё так похоже

На кино.
Да, в это утреннее время там внизу всё так похоже
На кино.
Я беру зубную щётку, открываю окно,
Я ко всему уже привык, всё началось уже давно,
Да, в это утреннее время там внизу всё так похоже на кино.

Я сажусь в какой-то транспорт и смотрю,

Куда он привезёт меня.
Я снова сел в какой-то транспорт и смотрю,
Куда он привезёт меня.
Со мною рядом кто-то едет из гостей домой,
Зачем я еду, я ведь так хотел остаться с тобой,
И сажусь в какой-то транспорт и смотрю,
Куда он привезёт меня…
Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра.

Да, я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома

Около семи утра.
И в моей комнате, наверное, дуют злые ветра,
И в этой песне нету смысла, эта песня стара,
Я из тех, кто каждый день уходит прочь из дома
Около семи утра…

Глава 11

«Зелёный змий — что еростат, — сказал однажды Артём Троицкий, — голову отрубишь, две вырастет…» Мне кажется, что эти стихотворные строки применимы не только к собственно зелёному змию, а и к внутренней политике нашей страны. После смерти любимого Леонида Ильича, портреты которого в той или иной форме имелись едва ли не в каждой из битнических квартир, высокий пост главы государства занял крепенький гриб-боровик Юрий Владимирович, и только мы начали привыкать к его причудам, как его сменил совсем уже старичок-лесовичок Константин Устинович. В моей памяти два этих лидера слились воедино, и я вспоминаю те годы, как время правления двух господ одновременно. Собственно, со сменой одного на другого ничего особенно не менялось, разве что при Андропове появился новой сорт дешёвой водки — андроповки, если кто помнит, да и хватать людей на улицах начали уже просто средь бела дня.

— Почему не на работе? — грозно спрашивали дружинники болтающихся по улицам битников. Обычно я отвечал, что работаю во вторую смену, и, хотя я к тому времени нигде не работал, дружинники оставляли меня в покое — они довольно халатно относились к своих обязанностям, как и все работающие на государство советские люди, и не проверяли полученную от меня информацию. Вообще, время было чрезвычайно мрачное, и я думаю, что публицисты, ныне кормящиеся на описаниях сталинских репрессий, могут быть спокойны: когда эта тема себя исчерпает, то их ждёт ещё непаханное поле восьмидесятых — время тихого террора Андропова — Черненко. И на фоне всеобщей тупости и беспредельного маразма, в который окончательно и бесповоротно, решительно и, как всегда, очертя голову, погрузилась наша великая держава, отдельные выродки, как сказал какой-то милиционер, беседуя с очередным задержанным битником, не шли вместе со всеми по широкой ровной дороге, а искали узкие кривые тропинки, ведущие в сторону…

Заходили иногда вялые и беспочвенные разговоры об эмиграции — реально нам эмигрировать было практически невозможно, хотя многие и хотели, и всё кончалось в результате уверениями друг друга в том, что: «Я вот сейчас, в домашних тапочках и футболке готов рвануть в Америку…» Но это, повторяю, были по тем временам несбыточные проекты. Можно, конечно, было жениться на ком-нибудь из враждебного капиталистического лагеря, но как-то с кандидатурами невест дело было довольно туго.