Кино, Театр, Бессознательное

Одна фраза главного героя буквально задевает за живое: "Мы знаем, что убиваем себя, мы знаем, что пронзаем себя шипом, да, мы это знаем..." — повторяет он четыре раза — "но все равно мы это сделаем". Это одна из тех вещей, о которых я часто себя спрашиваю: человек знает, что причиняет себе вред, — пусть даже пассивно, в форме ханжества, инфантилизма, — что он извращен; так почему же, зная об этом, он продолжает делать все по-старому? Если он знает, значит, внутри него сохранилась какая-то часть, в которой он свободен, в которой мог бы все изменить, — так почему же он этим не воспользуется?

Причина — в мониторе отклонения, создающем иллюзию власти, даже если это будет всего лишь власть, описанная в сценарии, власть марионетки, исполняющей заданную роль.

Перед лицом смерти, когда все уже позади, с уст кардинала слетает несколько правдивых слов, но уже слишком поздно. Он сказал "да", потому что хотел власти, хотел быть кардиналом.

"Кардинал" означает: быть главным внутри порядка. Кардинал — это совсем не то, что президент страны или министр: он вовлечен в высшее действие Святого Духа, приближен к единственной власти, заслуживающей доверия в этом мире, — конечно, согласно его собственной идеологии.

Следовательно, действия главного героя были направлены на достижение вершин в системе, самого высокого положения в хитросплетениях режима. Это стремление к власти над другими. Желание достичь вершин ради того, чтобы командовать, или ради всеобщего признания уже говорит о ментальном искажении.

То, что позволяет человеку стать намного выше "центра управления", — это вовсе не совершенство: напротив, такой человек уже вышел из великой игры существования.

Настоящий человек знает о своем величии в вечности, и это знание соразмерно тому, как он живет и работает день ото дня: насколько он ежедневно соблюдает собственный интерес, эгоизм, здоровье.

Старая женщина сразу осознает ситуацию, которая идет к ней в руки, и вступает в борьбу, дерзко принимая на себя даже роль сатаны, чтобы только разрушить игру. С первого взгляда она распознает в священнике безукоризненную форму мужской извращенности и тут же вступает в бой.

Молодая девушка, старая женщина и священник представляют собой всего лишь различные точки одной диалектики. Компьютер отклонения устанавливает различных персонажей, которые затем начинают взаимодействовать друг с другом. Главное, чтобы человеческий ум был надломлен, отклонен и выведен из поля своей реальной деятельности. Все действующие лица в этом фильме — роботы, марионетки.

Чтобы проанализировать мужчину такого типа (или робота), необходимо оценить плоды его труда, а также вспомнить некоторые критические положения онтопсихологии. Его жизнь не принесла ни одного здорового плода, и в этом он негативен. Даже его сын — и тот умирает. Он культивирует благо, отдается делу, но ничего не производит.

Бедные крестьяне, по крайней мере, производили богатство. Он же в итоге забирает и это: деньги, поля, самую большую любовь, которую породила эта семья, но никому никак это не компенсирует.

Его главная тактика заключается в следующем: в любой ситуации он умеет прикрыться патерналистской идеологией.

В самых сильных эпизодах фильма ему всегда удается привести действие сердца в соответствие с более высокими рассуждениями: он способен понимать больше, чем окружающие его люди, ему удается перейти на уровень более возвышенной любви, чем та, в которой нуждаются они, то есть, в конце концов, он умеет давать "выходящее за пределы" того, что они могут предложить, или того, на что они могли бы претендовать. И когда до него почти дотягиваются, он оказывается недоступен, ибо стоит выше их.

Этот мужчина всегда играет, оставаясь на возвышении, но никогда не идет на контакт. Он постоянно находится "за пределами". Единственный раз, он изменяет себе перед смертью, когда сидит в своем кресле, и его "сжигает" инфаркт.

Даже когда он нарушает собственный закон, он первым об этом заявляет, называя себя несчастным грешником, не заслуживающим ни любви Христа, ни любви своего собеседника. Он успел вырыть себе могилу, прежде чем его обвинят: он все время чуть выше других.

Его постоянное устремление крылось не в желании обладать телом, вагиной, любовью, женщиной, посвятившей себя ему: от женщины он желал получить только сердцевину ее души. Все вокруг него пропитано напряжением без контакта: это сублимированный вампиризм.

Если бы у женщины был мужчина, подобный этому, и она отдала бы ему все, что только может дать женщина, ему все равно бы этого не хватило: ему требуются мучения, самоистязание, смерть.