«Вещей немые разговоры» многое рассказали об укладе её жизни, настроениях, переживаниях. И беспорядок в комнате, и состояние гардероба. Одета она, как подобает интеллигентной женщине, неброско, но стильно: хорошая обувь, яркий клетчатый шарф, украшающий строгий английский костюм. Но вешалка пришита небрежно, и пальто, точно испугавшись, падает с вешалки в тот самый момент, когда кто-то громко её окликает: «Хохлова!» Одна из кнопок на ботике потеряна. В красивой старинной вазе почему-то вместо цветов торчат плечики для одежды. Зато новый будильник будит не звонком, а выстрелом. Хороший звуковой эпиграф начинающегося дня.
Это ваша знакомая, утверждали авторы, и находили зрителя, который становился сторонником Хохловой, понимал её, сочувствовал ей. «Простые бытовые явления, простые люди и простые события» – Кулешов отнёс свой фильм к направлению «социально-бытовой гигиены», естественно, понимая её не в санитарном, а в психологическом плане как борьбу за чистоту отношений, побуждений, чувств, поступков. Один из руководителей киностудии, где он был снят, M. Н. Алейников, был категоричен в оценке: «Двух человек я могу взять в «Межрабпом» – Родченко и Васильчикова. А картина никуда не годится». Не мог такой искушённый профессионал не увидеть кинематографических достоинств фильма. И он его просто испугал – внутренними смыслами, глубинной критичностью. Писавшие о фильме усмотрели в нём «насмешку над советским бытом». «Вашу знакомую» пустили вторым экраном. В рабочих кинотеатрах и клубах показывали «на затычку» – в прорехах репертуара. До наших дней фильм не дожил.
Фильм
Человеческие фигуры расставлены в фильме так, что хочется дать ему другое название: лучше всего, точнее всего – «Вадька Завражин» или «Вадька и Катька». Правда, кто бы разрешил таким образом зацентровать место социального изгоя, жалкого интеллигента? Человек из прошлого, может быть, студент или служащий, но явно из хорошей семьи, где ему привили уважительное отношение к женщине, хотя бы и уличной торговке, стыдливость, аккуратность, деликатность. Для того, кто ночует на улице, ищет спасения и пропитания у торговки яблоками, носит рваную одежду, эти качества – непозволительная роскошь, источник комизма. Решив свести счёты с жизнью, Вадька прыгает с моста в реку, но воды там по колено. Драматическую по сути ситуацию покушения на самоубийство режиссёр Иогансон переводит в трагикомическую, а разрешает анекдотически – у горе-самоубийцы украли весь нехитрый гардероб. В игре Фёдора Никитина чаплиновская эксцентриада была мягко растушёвана мхатовским психологизмом. Ученик В. Л. Мчеделова, актёр 2-й студии Художественного театра, он постепенно «наживал» тип и характер своего персонажа. Он овладел его походкой, жизнью рук, улыбкой, постоянно меняющейся, согласно обстоятельствам и состоянию персонажа. Актёр сам подобрал детали поношенного костюма (манишку без спинки, галстук верёвочкой, какую-то детскую панамку) и, вживаясь, носил, не снимая. Сам себе устроил пробы – стал просить милостыню на улице и именно так, как мог бы это делать оказавшийся на дне жизни интеллигент. И в духе времени даже от старушки – божьего одуванчика получил вместо мелочи выговор «за тунеядство». В трамвае его брезгливо сторонились. Не хотели пустить на кинофабрику. Не одно только мастерство, исполнительская культура, нажитые за десять лет работы в театре, помогли Никитину органично существовать в этом образе. «Он был удивительно близок мне самому»,– скажет о Вадьке Завражине актёр, интеллигент, которого социальные потрясения выбросили из привычной среды, надломили, но не сломали. Печать реальной судьбы, талант, мастерство перевоплощения в совокупности придали такую жизненность и убедительность игре Никитина. Это был дебют и в нём родился и заявил о себе выдающийся актёр немого кино.