"Кинофестиваль" длиною в год. Отчет о затянувшейся командировке

В отеле «Люкс Мессе», у себя в номере, я первым делом открыл чемодан, чтобы уложить книжку. И присвистнул: рылись! И не только рылись, но и не скрывали, что рылись. Вообще-то заметить постороннюю руку в собственном чемодане можно при минимальной наблюдательности даже тогда, когда рука старается выскользнуть незамеченной. От хозяйского глаза все равно не укроется ни рубашка, сложенная чуть иначе, ни какие-то мелочи, чуть сдвинутые с привычных мест. Это не говоря уже о специальных приемах, с которыми нынче каждый знаком по детективным романам и фильмам, об условных нитках и кусочках сахара под ковром.

Нет-нет, никаких чудес под ковром у меня припасено не было. Просто в чемодане все вверх ногами, носильные вещи скомканы, бумаги рассыпаны веером. В возмущении кинулся вниз, к портье, а тот оказался в осаде новых гостей, крутился как ошпаренный и только отбрехивался: «Сию секундочку! Сейчас-сейчас!..» Пока ждал, перекипел: да провались вы в тартарары! В конце концов ничего же не пропало…

Вышел вечером, когда жара спала, прогуляться по городу, да и лекарство надо было купить, какое доктор порекомендовал. На виа Венето заметил, что за мной неотступно следует какой-то тип — и опять-таки не только сопровождает, но и не скрывает, что сопровождает. Приостановлюсь — он тоже, прибавлю шагу — он тоже, присяду — он пристроится на соседней скамейке или уткнется в витрину. Так и ходил за мной по пятам и сгинул, лишь когда я повернул на виа Вольтурно, где расположен «Люкс Мессе». Настроение изгажено, в номере духотища, на улице адский шум — впечатление такое, что более шумного города нет на свете, и чем позже, тем шум интенсивнее. И телефон у Альберто Моравиа не отвечает по-прежнему…

И я решил вернуться в Венецию. Знал, что туда как раз выезжает глава делегации советских кинематографистов, и напросился составить ему компанию.

Можно ли было поступить как-нибудь иначе? Вскоре после опубликования одноименных репортажей в газете я получил письмо от одного дотошного читателя, кажется, из Минска. Читатель составил пространный список вопросов-упреков в мой адрес и даже пронумеровал их. Вопрос-упрек первый был такой: почему, по какому умыслу я не поставил посольство в известность ни об обыске в номере, ни о слежке?

Эх, дорогой дотошный читатель, любитель точных ответов на наивные вопросы! Теоретически-то вы несомненно правы. Но, во-первых, чтобы известить посольство, надлежало дождаться утра — не беспокоить же дежурного в самом деле! Во-вторых, чем, в сущности, могло бы помочь посольство? Посочувствовать, посоветовать держаться настороже? Обратиться в полицию? А вот это и вовсе наивное предложение: полиция, яснее ясного, была тут ни при чем. Если даже представить себе на мгновение, что дело не положили бы под сукно, а начали бы расследование, я бы лишь сорвал себе командировку, и ничего более. Нет уж, либо задание редакции было выполнять, либо сатисфакции требовать.

Ну а в-третьих, за годы конфронтации и «холодной войны» к такому тоже пришлось привыкнуть, как к таможенным досмотрам и пограничной проверке паспортов. Например, годом раньше в ФРГ, в маленьком смешном отельчике в старом Кёльне — четыре окна по фасаду, три номера на этаже — в моем чемодане, том же самом, тоже рылись чужие руки. Не так нагло, но рылись. И «хвостики» доводилось замечать, и прочие «знаки внимания». Шпиономания — болезнь заразная, а условия для ее распространения в атмосфере тех лет накопились в достатке.

Нет уж, если ставить себе вопросы по «римским впечатлениям», то иные. Скажем, с чего это они взялись действовать так подчеркнуто открыто? Слежка, как известно теперь, началась в Милане, а в Венеции была беспрерывной — и я ее не видел. Профессиональную, хорошо организованную слежку вообще заметить, мягко выражаясь, непросто, для того она по идее и нужна, чтобы ее не замечали. А в Риме, притом не сразу, поступили не по правилам — почему? Решили припугнуть — но с какой стати?

И хочешь — не хочешь, нравится — не нравится, а приходится прийти к определенному выводу. Ну ладно, не к выводу, а к обоснованному предположению. Что, если от меня добивались как раз того, что я и сделал? Что, если я сам шагнул в капкан, который уже стоял наготове?

Согласитесь, однако, что предположить подобное можно лишь исходя из знания дальнейших событий.

7 сентября этого не могли бы сделать ни я, ни римские мои собеседники, ни работники посольства. Уехав в тот вечер из Рима, я был внутренне уверен, что все неприятности позади. Но именно в те минуты, когда ночной экспресс мчал меня в Венецию, где-то в центрах спецслужб решалась моя судьба.

Отступление первое ВЫСТРЕЛЫ НА ПЛОЩАДИ СВЯТОГО ПЕТРА