Кинокава

Если Фумио кричала, ее было слышно даже в Хинокути. Хана ходила в Сонобэ, в храм божества – защитника детей и, как предписывает ритуал, с молитвами обошла вокруг него сто раз. Но и это не помогло. Фумио по-прежнему орала так, что всем домашним хотелось заткнуть уши. Более того, уж если дочурка начинала вопить, казалось, она уже никогда не остановится. Сэйитиро был тихим младенцем, да и сейчас не отличался особым упрямством. Хана наблюдала за тем, как сын играет с местными ребятишками, и думала, что он вряд ли сделается драчуном и забиякой. Но стоило Фумио зареветь, ее бабушка Ясу неизменно прикладывала к глазам платочек, переживая, как бы девочка не выросла слишком вздорной.

– Добро пожаловать домой, – поприветствовала Ясу сына с невесткой.

– Мы и за вас помолились.

– Спасибо. Вы, должно быть, устали. Я следила за временем и приготовила вам рисовых лепешек.

Зрение Ясу постепенно ухудшалось. Даже днем она видела очень плохо и почти все делала, полагаясь на интуицию. Вот и теперь она на ощупь поставила кухонную утварь на плиту и нажарила для невестки и внуков рисовых лепешек. Одни были в форме треугольников, другие, фукумоти, – круглые, с толчеными красными бобами; вся эта вкуснятина с пылу с жару полита соевым соусом. Но Хана не могла насладиться едой от души, уж больно она переживала за здоровье свекрови.

– Как вкусно! Пальчики оближешь! Обязательно пойду помолиться в Дайдодзи, как только доем.

– За мои глаза? Я уже три года неустанно хожу в храм, но никаких улучшений не наблюдается. Пора забыть об этом.

– Но ведь сейчас Новый год. Бог врачевания наверняка проявит чуть больше усердия. Я схожу вместо вас.

Хана оставила проснувшуюся Фумио на попечение Киё и, поприветствовав арендаторов, которые пришли поздравить их с праздником, направилась в храм Дайдодзи. Она уже спешила по саду в своих деревянных гэта, когда услышала детский плач и посмотрела в сторону ворот. Сэйитиро стоял в окружении нескольких ребятишек, закрыв лицо руками и безудержно рыдая.

– Что случилось? – спросила Хана.

Мальчик не смог выдавить ни слова. Его приятели рассказали ей, что они бежали за странствующими танцорами и решили подразнить их. Один из актеров разозлился и с криками бросился за ними. А поскольку Сэйитиро бегает хуже всех, мужчина поймал его и ударил веером по голове.

Сэйитиро, наследник Матани, всю свою жизнь провел под крылышком домашних. Родители и пальцем к нему не притронулись; впрочем, бить его было не за что – он рос послушным мальчиком. Ничего удивительного, что у ребенка случилось нервное потрясение, когда совершенно чужой человек ударил его по голове.

Уязвленная Хана не нашла слов утешения для Сэйитиро, который никак не мог успокоиться. Напротив, в сердце неожиданно прокрался неприятный холодок – ее старший сын, лишенный жизненной силы Фумио, ревел, словно последний слабак. «Может ли мальчик так плакать? Нормально ли это? Что за унылое зрелище на Новый год!» – подумала Хана, и с этими невеселыми мыслями побрела к храму.

Табличка с желанием, которую Ясу повесила у главного павильона Дайдодзи три года назад, состарилась от времени и непогоды. Люди верили, что если нарисовать на ней глаза, то любые глазные болезни исцелятся. Ясу потеряла мужа. Один из ее сыновей женился, другой стал главой младшей ветви. Эта почти слепая старуха семидесяти одного года от роду наверняка чувствовала себя очень одиноко, складывая руки в молитве. Тоёно до самой старости оставалась бодрой и здоровой, а умерла легко и безболезненно. Хана попыталась представить себе последние годы жизни своей бабушки, которая всегда говорила то, что хотела, и поступала так, как ей заблагорассудится. Да, по сравнению с ее свекровью контраст прямо-таки шокирующий – пусть даже дни Ясу проходят в мире и покое, но они насквозь пропитаны грустью.

Бродячие танцоры, наверное, уже добрались до Сонобэ, барабанов больше не было слышно. По пути домой Хана хотела заглянуть в «Синъикэ», но подумала, что муж непременно сочтет этот поступок грубым нарушением приличий, ибо по традиции Косаку должен первым явиться к ним с официальными новогодними поздравлениями. Спускаясь по каменным ступеням храма, она заметила мужчину и женщину, которые шли по тропинке от «Синъикэ». Приглядевшись, Хана поняла, что это Косаку и Умэ.

Кто надоумил Косаку навестить Матани в праздник Нового года вместе со своей служанкой? Неужто он совершенно лишился рассудка? Хана глазам своим не могла поверить. Казалось, она целую вечность простояла на месте, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой от пережитого потрясения. Косаку шел впереди, потом развернулся и сказал что-то Умэ, та робко ответила. Через некоторое время парочка как ни в чем не бывало продолжила путь. Вскоре Косаку снова остановился поговорить с Умэ – наверняка отчитывал ее за то, что она слишком медленно идет.

Умэ казалась совсем крохотной рядом со своим высоким сухопарым хозяином. Ей приходилось чуть ли не бегом за ним бежать, но она все равно не поспевала за его быстрым шагом. Косаку опять развернулся к ней.