Кинокава

После женитьбы на Умэ Косаку прекратил общение с Ханой, желая избавиться от ее влияния. Фумио в свою очередь пыталась получить независимость от матери, уехав в Токио. На уровне подсознания и Косаку, и Фумио боялись, как бы Хана не поглотила их, останься они рядом. И все же, хотя в разговоре с дядей Фумио и обвиняла свою мать в старомодности, дома ей приходилось мириться с нынешним положением вещей. В присутствии Ханы все домашние вели себя как полагается.

– С сегодняшнего дня я буду учить тебя игре на кото, – заявила однажды Хана.

Фумио не стала возражать. Она должна была брать уроки музыки после школы прямо в городе, но постоянно прогуливала и лгала матери. На втором году обучения девочка и вовсе забросила эти занятия. С весны третьего года преподавателей стали приглашать на дом. Однако Фумио либо опаздывала на уроки, либо вообще не являлась. Когда в конце концов она садилась напротив учителя, не могла запомнить самую элементарную мелодию, даже если сто раз ее проигрывала. Причем не столько не могла, сколько не испытывала ни малейшего желания напрягаться. Хана не скупилась на деньги и похвалы, но несмотря на это педагоги, у которых имелась хоть капля гордости, неизменно уходили домой недовольные или вообще в ярости. Хане приходилось низко кланяться и уговаривать их проявить к ее чаду снисходительность. За это время сменились три преподавателя, больше звать было некого. Но Хана не оставляла надежды обучить дочь игре на кото. Младшие сестры увлеклись музыкой с самого первого урока, а Фумио упорно не желала радовать свою мать. И подобное упрямство, по мнению Ханы, было непростительно.

Для воскресных утренних уроков игры на кото избрали помещение, называвшееся в доме Матани «хранилищем древностей». Фумио чувствовала себя напряженно, но Хана не обращала внимания на душевное состояние дочери. Она обращалась с ней точно с новичком и придиралась к каждой мелочи: как ученица сидит за инструментом, как надевает плектры из слоновой кости, как ведет себя с учителем.

Доводилось ли вам любоваться
Серебряным павильоном,
Что в столице?
Ворота его из клевера,
Стены его из нандины.[61]

Фумио предстояло без нот выучить старинную песню, которая, скорее всего, была неизвестна даже городским преподавателям игры на кото.

– Еще раз…

Сколько бы Фумио ни играла эту мелодию, Хане не нравился результат. Не может быть, чтобы девочка, несколько лет бравшая уроки музыки, была не в состоянии исполнить такой простой мотив! Но терпения Хане было не занимать. В отличие от всех предыдущих учителей она делала вид, что не замечает отсутствия у Фумио интереса к уроку.

Кадзуми и Утаэ давно выучили этот отрывок. Даже когда сестры уже ходили по дому, напевая песню под нос, а Утаэ пыталась подобрать ее на сямисэне, Фумио все еще не могла справиться со своей задачей.

В конце концов ей удалось-таки соединить слова с мелодией. Но играла она настолько скверно, что любой, у кого имелся мало-мальский слух, с полной уверенностью сказал бы: девушка совершенно не ощущает ни легкости стиха, ни изысканной простоты композиции. Хана вознамерилась во что бы то ни стало дождаться, когда ее дочь поймет – как бы ловко ни бегали по струнам одетые в плектры пальцы, кото будет издавать лишь пустые звуки, если человек не ценит музыки и не пропускает ее через себя. Ведь кото – живой организм. Истинной сути предмета – не важно, какого именно, – не поймешь, пока не начнешь питать к нему теплые чувства. Если говорить не от сердца, никогда не получишь достойного ответа. Хане хотелось донести до дочери эти простые истины с помощью кото. Когда Фумио даст себе труд по-настоящему задуматься, что такое «семья», «род», «обязательства», вместо того чтобы слепо отвергать эти понятия, она получит ответ, полный жизненной силы, побуждающий не к разрушению старого, а к созданию нового. Хана пыталась достучаться до дочери, которая огульно отрицала древние традиции, даже не желая задаться вопросом, откуда они появились и почему живы до сих пор.