– Не знаю, – вздыхаю я. – Просто надоело в Торонто. У меня мама родом из Франции, и, по-моему, французских генов мне досталось больше, чем папиных шотландских. Слышала любимую тамошнюю шутку? «Кто сказал, что в Шотландии нет лета? В этом году было! Только я в тот день работал».
– По описанию похоже на Ванкувер.
– Да, только небоскребов меньше, а агрессивных стычек между футбольными фанатами больше.
– Серьезно?
– Вообще-то не знаю, – признаюсь я. – В Шотландии был всего один раз, и то в раннем детстве. Все две недели лил дождь, и понос, который на меня напал сразу же после приезда, длился примерно столько же.
– Очаровательно.
– Папа считал по-другому. Я его едва до припадка не довел. Стоило поехать куда-то на дядиной машине, как я каждые двадцать минут просил остановиться. Один раз ходили на бега, а туалет на ипподроме не работал. Пришлось потихоньку сбегать на конюшню, так после этого одну бедную лошадь дисквалифицировали из-за якобы проблем со здоровьем. До сих пор стыдно.
– А с Парижем у тебя, значит, неприятных воспоминаний не связано?
– Принимая решение, взвесил много разных факторов. Если не считать климата, местной кухни, искусства, архитектуры и вина, вопрос для меня решили волынки.
– Волынки?..
– Видишь ли, волынки и аккордеоны очень похожи друг на друга, – объясняю я. – Кстати, ты знала, что существует всемирный музыкальный заговор, задача которого – скрыть тот факт, что на самом деле существует всего одна-единственная полька, исполняемая под двумя тысячами разных названий? Вот почему их всегда играют только во время Октоберфеста, когда все присутствующие пьяны вдрызг. Никто не заметит, что между полькой «Выкатывай бочку» и полькой «Пивная бочка» нет ни малейшей разницы. То же самое касается волынок, на которых играют только на свадьбах и похоронах. Разумеется, это не случайно. В обоих случаях шотландцы напиваются так, что провести их – раз плюнуть.
– Ах вот оно что, – кивает Робин. – Кстати, слышала, что издательство «Дамокл» расторгло с тобой все договоренности. Неужели правда?
– Зависит, с какой стороны посмотреть на проблему, – уточняю я. – Пожалуй, решение было взаимным. Просто, как обычно бывает в таких случаях, никому не хочется, чтобы его бросили, – лучше это сделать самому. Последние восемь лет «Дамокл» стремился превратить меня в того, кем я не являюсь – и, откровенно говоря, являться не желаю. Еще немного, и они добились бы своего. Понял, что пора бежать.
– В каком смысле – в того, кем ты не являешься?
– В автора бестселлеров, – уточняю я. – В писателя, который, садясь за работу, только о том и думает, как понравиться максимальному количеству читателей. А это не по мне. Первая книга по чистой случайности продавалась успешно, и в издательстве захотели, чтобы теперь я стабильно выдавал опусы в том же роде. Но теперь мне хочется писать совсем другое. Отсюда и конфликты.
– Да, сложная ситуация, – качает головой Робин. – Между прочим, я ведь тоже автор. Может, что-нибудь посоветуешь с высоты собственного опыта?
– Думаю, у тебя все будет нормально. Главное, никому не позволяй искажать основной смысл твоего произведения. И не слушай тех, кто учит, какой в твоем произведении должен быть смысл.
– И что же ты теперь собираешься делать? Издаваться за свой счет?
– Наверное. Сначала напечатаю романы, которые забраковал «Дамокл», а там посмотрим.
– У тебя во Франции есть какие-нибудь знакомые?
– Да, родственники, но они живут не в Париже. Впрочем, мы с ними никогда тесно не общались. Так что можно считать, что во Франции у меня никого нет.
– Неужели совсем не страшно? – удивляется Робин. – В смысле, отправляться туда, где никого не знаешь?
– В последнее время мне эта перспектива кажется все более и более соблазнительной.
– Правда? И по друзьям скучать не будешь? Ни капельки? А как же твои товарищи по киноклубу?
Смеюсь:
– Как раз от них хочу отдохнуть в первую очередь. Думаю, разлука и расстояние пойдут нашим отношениям только на пользу.
– Ну ты смелый, – качает головой Робин. – А меня при мысли, что скоро придется ехать в огромный незнакомый город, сразу в дрожь бросает. С одной стороны, смогу перевести дух, ведь с бывшим мужем проблем по-прежнему хватает. Но с другой, Тим всегда держал меня в тонусе. Понимаешь, о чем я?
– Боюсь, не совсем.
– Просто вся моя жизнь долгое время крутилась вокруг него. И до свадьбы, и после. Наверное, после даже больше, чем до. А теперь впервые за несколько лет появилась возможность пожить для себя. Если честно, даже немножко побаиваюсь.
– Это нормальная реакция, – отвечаю я. – Главное, помни: это позитивное волнение.
– Да? И чем же позитивное отличается от негативного?
– Позитивное – это когда тебе представилось сразу много возможностей, и ты боишься ошибиться и выбрать не ту. А негативное – когда опасаешься, что на заднем сиденье твоей машины притаился человек с ножом.
– Ну спасибо, – хмыкает Робин. – Человек с ножом! Можно подумать, я до этого мало нервничала из-за криминальной обстановки в Нью-Йорке.