Киномания

— Да не будь ты такой ученой мышью. То, что делает Виктор, не может быть важным. Сплошная претенциозность. И потом я никогда не верила, что он может родить что-нибудь. Он не из той породы. Он не публикуется — он выставляет себя перед восторженными учениками, которые не понимают ни слова из того, что он говорит. Да Виктор самне понимает, что говорит Виктор. Так что вспоминать о нем — пустая трата времени. Поверь мне, в одной главе твоей диссертации больше основательного материала, чем во всем, что Виктор когда-либо напишет о Касле. Не впадай в панику.

Но моя диссертация, конечно же, не меньше чем на семь восьмых была творением Клер. Когда комплимент не есть комплимент?

— Ты прочла его монографию?

— Пробежала. Большего она и не заслуживает. Ты же знаешь, я не читаю всякую научную дребедень вроде этой.

Я позавидовал тому, как легко Клер может облить кого-то презрением. Я себе такого высокомерия позволить не мог. Мне приходилось появляться на факультетских собраниях и коктейлях, на которых коллеги (в особенности американская разновидность нахальных молодых «хитрожопых пройдох», в последнее время все чаще заползавшая в темные галльские пещеры) в скором времени могли прижать меня в уголок и спросить: «А что ты думаешь о работе Сен-Сира по Каслу?»

— Виктор, — продолжала Клер, — талантлив на тот манер, на который талантливы все французские семиотические poseurs [28]. По природе они все ученые идиоты, чокнутые ребятки, которые могут более или менее правильно соединять слова. Но от этого никому ни тепло, ни холодно. Они говорят только друг с другом. Ну а если тебя это так уж волнует, то свяжись с ним и выясни, что ему известно. Его ты все равно не поймешь, но, по крайней мере, сможешь рассказывать своим коллегам (ведь тебя это беспокоит, правда?), что ты встречался с Сен-Сиром, говорил с ним о его теориях и прочих тары-барах. А после этого делай умный вид. Потому что, уж поверь ты мне, никто из твоих здешних знакомых никогда не поймет, о чем там болтает Виктор. Даже в Париже никто этого не поймет. Просто они знают, как строить из себя умников, не то что ты. — Она почувствовала мое нежелание связываться с Сен-Сиром. — Да брось ты, Джонни, — принялась выговаривать мне она, — не позволяй лягушатникам портить тебе настроение. Courage, топ ami [29].— А потом, чтобы повысить мою пошатнувшуюся самооценку: — Да, кстати, в постели он просто полный нуль. Передай ему это от меня.

Сославшись на Клер, чтобы представиться, я настрочил письмо и вместе с экземпляром моей брошюры, подготовленной для ретроспективы в Нью-Йорке, отправил в парижский институт на имя Сен-Сира. Никакой реакции. Прошли недели, месяцы — и по-прежнему никакого ответа ни на второе, ни на третье письма. Может, он уехал в путешествие, может, заболел, может, умер. Но моя репутация стояла под угрозой, и столь простые объяснения меня не устраивали. Молчание Сен-Сира раздражало меня, я разрывался между злостью и смущением. Я представлял себе, как он с пренебрежением читает мою писанину, задавая себе вопрос: «Это что это за хер такой — отрывает меня от дел всякими глупостями?» С другой стороны, а он-то что был за хер такой, чтобы смотреть на меня свысока?

Ну что ж, мой грант предусматривал и расходы на командировки. Придется, значит, поездить. Мне давно уже было пора отправляться по пути Касла — найти его затерянные в Европе следы. Вот он — мой шанс. Сначала в Париж, в самое логово жуткого Сен-Сира, — пусть-ка посмотрит мне в глаза. Потом (я надеялся, что там меня ждут более приятные ощущения) в Амстердам, воспользоваться давним приглашением Ольги Телл. И наконец, если только получится, поездка в Цюрих, чтобы лицом к лицу встретиться с таинственными Сиротками бури. Может быть, еще останется время посетить по пути нескольких коллекционеров, у которых хранятся два-три касловских фильма.