Киномания

— Несколько раз кто-то приходить от сирот. Всегда двое: мужчина и женщина. Очень рассудительные, очень мрачные. Они за что-то выговаривали Максу — не знаю за что. Он делал что-то не так, как им нужно. А он после встреч с ними несколько дней хандрить. Я так думал, что им не нравилось, когда он делал свой собственный фильмы.

— А почему? Они выучили его на режиссера, да?

— Да, но только для того, чтобы они делал кино, как имнадо.

— А каким было надо?

Тут мне от нее толком ничего не удалось добиться.

— Плохие картины, так я думать.

— Что значит «плохие»?

— Нехорошие.

На второй неделе моего пребывания в Амстердаме по завершении последнего моего визита в комнату наверху Ольга назначила мне следующим утром свидание в кинотеатре. Она, как и обещала, организовала просмотр хранившихся у нес пленок. Кинотеатр занимал маленький удобный дом в центре города. Клаус, владелец, был старым другом Ольги, помнившим ее как кинозвезду. Он был знатоком кино и уже неоднократно прокручивал для Ольги касловские ленты — последний раз восемь лет назад. Мы поболтали в ожидании ее прихода. Клаус был достаточно наслышан о фильмах Касла; лет ему было немало, и он наверняка видел кое-что из немых касловских лент, ныне безнадежно утерянных.

— Сценарии часто были совершенно никчемные, — сказал он мне, — Но в его картинах всегда чувствовалась сила, нечто необычное и надолго запоминавшееся. Не могу объяснить почему.

Я вкратце рассказал ему о том, что мне удалось узнать об Unenth"ullteв фильмах Касла.

— Как интересно, — сказал Клаус — эта мысль сразу его очаровала. — Интересно, есть ли что-либо подобное в том фильме, что принесет Ольга. Он такой же сильнодействующий. А одну вещь в нем я сам подметил. Очень необычно, очень толково. Вы увидите. Но ведь это к тому же и очень опасно. Вы так не считаете? Если такая сила будет подспудно проникать в мозг?

— Очень опасно.

— Вы должны об этом написать.

— Я и собираюсь это сделать.

Клаус рассказал мне, что Ольга, обосновавшись в Амстердаме, вскоре принесла ему коллекцию всяких мелочей, связанных с Каслом, — она спрашивала его совета: что ей делать с этими вещами. Среди них были две катушки — обе довольно плохого качества. На первой было несколько сцен, подлежащих восстановлению, и отходов, которые Клаус, будь его воля, просто уничтожил бы. Но Ольга не хотела, чтобы пропадала работа Касла, поэтому Клаус смонтировал материал хорошего качества, а остальное намотал на другую бобину. Этот материал Ольга и подарила Музею современного искусства.

Вторая лента была очень маленькой, но, как сказал Клаус, «очень сильнодействующей». Он склеил ее с другим коротким отрывком, чтобы получилась цельная, хотя и короткая катушка.

— Но, как вы увидите, это разные фильмы, — продолжал он, — Я думаю, лучше всего смотреть их с небольшим интервалом.

Ольга появилась приблизительно полчаса спустя с катушкой, которая хранилась в банковском сейфе. Мне было невтерпеж узнать, что же это за лента. Ольга объяснила. Часть материала, который она собиралась показать — по ее мнению, лучшая, — датирована 1938 годом. Летом того года они с Каслом и Зипом Липски сняли несколько сцен в Европе для одной из независимых постановок — Касл надеялся завершить их, когда будут время и деньги. Она понятия не имела, что это будет за фильм. Касл редко делился с ней своими планами. А если и говорил что-нибудь, то непременно в шутливом тоне. Она вспомнила, например, что тем летом спросила у него, как будет называться этот фильм. А Макс ответил: «Проклятие, которого стоит дождаться».

— Что скажешь? По-моему, одно название тянет на награду академии. — Ольга слегка покачала головой. — Вот таким он и был. Но я придумала свое собственное название. «Король изгнанников». Из фильма станет понятно почему.

Касл, по ее словам, предпочитал снимать в Европе, потому что здесь съемки обходились дешевле и он имел больше свободы. У него были друзья на нескольких французских, немецких и голландских студиях, и ему нередко удавалось их уговорить, чтобы они помогли с оборудованием, монтажом, проявкой пленки. Касл проводил немало времени, торгуясь с этими людьми, заключал мелкие сделки — брал кредиты, искал покровителей, менял одно на другое. Иногда, при необходимости, он скрепя сердце раскошеливался, выплачивая какие-нибудь мизерные деньги, но только если перед этим исчерпал все средства получить все нужное на дармовщинку. Ольга считала, что все это было очень унизительно.

Я надеялся, что вторым фильмом будет «Сердце тьмы» Уэллса-Касла. Эти сцены снимались в Мексике Каслом и Зипом Липски. Ольга выезжала туда на съемки, но участия в них не принимала. Ее участие в фильме ограничивалось съемками на студии «РКО» — в пресловутом закрытом павильоне, о чем и знал, но предпочел не говорить. Я заметил, что, говоря об лом проекте, Ольга чувствовала себя довольно неловко. Окончила она, обронив странное замечание:

— Можете смотреть, если хотите, но я не думаю, что это я.

— Что-что?

— Я не думаю, что это я, — повторила она со странной извиняющейся ноткой в голосе.