Киномания

В том, что говорил брат Юстин, было какое-то самодовольство, и я мог бы счесть его оскорбительным, не будь его слова проникнуты искренней болью. Гораздо большей, чем мог бы выдавить из себя я — Бобби Сифилис и вся его команда казались мне бандой дегенератов. Брат Юстин был человеком очень снисходительным, если видел в них духовных калек.

— Но фильмы Саймона… в них столько негативного, столько отчаяния. Неужели такова роль пророка?

Теперь в улыбке брата Юстина сквозила глубокая печаль.

— Вы должны внимательнее вчитаться в Библию. Пророк Сиф говорит нам, что даже единственный и истинный Бог отчаивается, глядя на нас. «Потому что и мир, в котором ты обитаешь, сам стал царством тьмы, и самая плоть, в которую ты облечен, есть твоя погибель».

Мы вернулись из здания студии в купальню. Тропинка длиной почти в милю вела вниз в полной темноте. Брат Юстин с фонариком в руке шел впереди. Мы почти не разговаривали. Но перед тем как мы подошли к забору, из-за которого раздавались взрывы отвратительного смеха Трахаря и Давалки, мне в голову пришел последний вопрос.

— А Макс Касл когда-нибудь считался пророком вашей веры?

— Насколько мне известно, в юности на него возлагали большие надежды, — ответил брат Юстин, открывая калитку. — Но потом… а вообще-то это привилегия наших старейшин — называть пророков, когда приходит время. Поэтому — кто может сказать?

Шарки, Жанет и я покинули школу святого Иакова лишь в двенадцатом часу вечера. Теперь на заднем сиденье разместился Шарки, который слишком накурился, и доверять ему руль на неровной, петляющей дороге к берегу было нельзя. Я видел, что на Жанет наша поездка подействовала довольно сильно. Большую часть обратного пути она просидела в напряженной тишине, и ее погруженность в себя резко контрастировала с дурачествами Шарки. Он проводил время за одним из своих любимых занятий под кайфом: насвистывал мелодии известных хитов Марии Монтес. Наконец, проехав несколько миль в молчании, Жанет повернулась ко мне.

— Ведь это кино, которое мы видели, никогда не выйдет на экраны, — Она явно хотела, чтобы я обнадежил ее.

— Выйдет, выйдет, — сказал я, — Вырежут немного — и пойдет. А через пару лет его будут показывать в прайм-тайм на телевидении. К сожалению, эту ленту ждет большой успех.

Шарки, услышав наши замечания, просунул свою физиономию между двумя сиденьями.

— Классное кино. Классное! Ты ведь тоже так считаешь?

Я решил немного подразнить его.

— Как ты думаешь, Клер тоже сказала бы, что это классное кино?

Шарки произвел вялый скрипучий смешок.

— Бог ты мой, Клер! Вот уж она бесилась бы. Всю ночь без перерыва, точно тебе говорю. Ух, я бы ее привязал к креслу и заставил смотреть все от начала до конца, — Он злобно ухмыльнулся, — Ну, а ты-то что думаешь, старина? Тебе разве не показалось, что это класс? Мне показалось, что тебе так и показалось. Тебе не показалось, что это обалденно классно?

— В рамках определенной, особой критической категории фильм был превосходен, — ответил я.

— Чего это он там сказал? — спросил Шарки у Жанет, — Какая еще такая китическая кратегория?

— Ну, например, публичные казни, — сказал я, — Или линчевание. Когда толпа возвращается, они всем рассказывают, какое это было классное линчевание. Или как ацтеки. Может быть, по окончании своих ритуалов они говорили: «Классное было жертвоприношение. Кожа снялась просто-таки одним куском». Обалденно!

— Во Франции он провалится, — гнула свое Жанет.

— Ошибаешься, — сказал я. — Он понравится Виктору. Он всем понравится. Семиологам, деконструкционистам и этому, как его там — Вулколову… Помяни мои слова. На следующий год Саймон Данкл будет у всех на языке, как духи «Рив Гош».

— Но почему? — Ей и правда хотелось это узнать.

— Неверный вопрос, — поправил я ее. — Мы теперь спрашиваем: «Почему нет?» Почему не бойня, не мучительство, не рабство? Почему не кровавое убийство, и не геноцид, и не апокалиптические оттяжки и развлечения? Вот почему. Потому что Саймон Данкл — пророк от «почему нет». А мы с тобой первыми представим его миру, который давно жаждет о нем услышать.

Глава 23 Контакт

— Истребление катаров? Джонни, дружище, это просто черт знает какая история! Кровь и кишки, меч и огонь, пытки и бойня. Об этом можно только мечтать!

Фаустус Карстад был одним из светил Лос-Анджелесского университета — специалистом по Средневековью. Даже теперь, приближаясь по возрасту к отставке, он оставался всемирно признанным ученым, хотя и ходили слухи, что более молодые сотрудники его кафедры смотрят на него как на пережиток — историка, который берет горлом. Фаустус первым согласился бы с этими претензиями, не требуя никаких извинений. Он вполне отвечал такому определению: огромный персонаж фальстафовского типа с голосом, напоминающим иерихонские трубы. Переодень его, и он легко бы мог сойти за вождя викингов, к которому он с гордостью возводил свою родословную.