Киномания

— Калифорния, — пояснил преподобный, — оказалась гораздо более гостеприимной. Тут есть определенная…

— Есть, не правда ли? — согласилась миссис Физер.

— …атмосфера.

— Именно атмосфера. Конечно, позднее, после моей встречи с Сесилем, который знал обо всем этом гораздо больше, я стала читать, хотя и не очень много. Книги казались такими безжизненными, если уж вы сами знали всю историю. Тому, что я знаю, меня научила Гийемет. Я думаю об этом как о самых своих истинных воспоминаниях, они гораздо надежнее, чем любые книги.

— А тот язык, на котором вы говорили… где вы его выучили?

— Я его никогда не учила. Это язык Гийемет. Я даже обыкновенного французского не знаю.

Я повернулся к преподобному:

— И у вас тоже бывают контакты?

— О да. Но не такие интенсивные, как у Натали. Поток моей жизни восходит ко временам Марка Аврелия ^{332}. Я был ученым из Александрии, которого как раз в это время обратили в истинную веру. Это случилось еще до того, как римская церковь вошла в силу и стала уничтожать своих врагов. В этом отношении мне повезло больше. Но из-за этого я почти ничего не могу предложить моим немногочисленным прихожанам.

— Ты слишком уж скромничаешь, мой дорогой, — сказала его жена, — Сесиль был одним из учителей великого Оригена ^{333}.

— Да, но если говорить о давно усопших собратьях, — гнул свое преподобный, — то страсти Гийемет гораздо сильнее демонстрируют, что в мире царит зло. Дети света рождаются для того, чтобы страдать именно так.

Я заметил, что еще кое у кого был контакт.

— Например, у Алтеи…

— О да, поток ее жизни восходит к древней Персии, к дням Заратустры ^{334}.

Доктор Бикс говорил «старше Иисуса». По крайней мере, в этом две эти катарские конгрегации сходились.

— Ваша церковь такая древняя?

— Еще древнее. Самая старшая среди нас — Бренда Маквей. Она была жрицей при египетском дворе в ранние дни нашей эры. В храме Тота. Все члены нашего маленького прихода проявили свою духовную сущность.

— Кроме бедного мистера Глассмана, — напомнила ему жена. — Он все еще в стадии поисков.

— Истинно, — ответил преподобный. — Но он быстро продвигается вперед. Мы возлагаем на него очень большие надежды.

— А что именно вы чувствуете при контакте? — спросил я у миссис Физер. Мне и правда было интересно узнать. Почему бы не воспользоваться возможностью? Вряд ли мне еще доведется встретиться с такими эксцентричными типами — во всяком случае, по своей воле. — Вы чувствуете боль?

Миссис Физер отвечала с блаженно-приветливым видом.

— Да нет. Понимаете, в это время я не нахожусь в своем физическом теле. Я скорее наблюдаю за происходящим откуда-то с высоты, а не присутствую на месте действия. Но все это так ужасно, что я не могу сдержаться и кричу. Понимаете?

У меня возникло ощущение, что мне представился счастливый случай, и я поспешил им воспользоваться.

— Вы хотите сказать, это все равно как смотреть кино?

— …кино?

— Вы никогда не думали, что из этого можно сделать неплохое кино. Преследование катаров? — Преподобный обменялся с женой недоуменными взглядами. — Для меня это представляет особый интерес. В истории о катарах есть так много…

И тут же на меня с другой стороны стола словно бы смотрели глаза двух мертвых рыб. Физеры мгновенно охладели ко мне.

— Так вы из Голливуда? — спросила миссис Физер, называя имя этого города так, будто речь шла о Содоме или Гоморре.

— Нет-нет. Я преподаю киноведение.

— Киноведение? Мне показалось, вы говорили, что вы историк, — напомнил мне преподобный тоном, предполагающим, что перед ним самозванец.

— Я и есть историк, — поспешил заверить его я. — Историк кино. Вот сейчас, например, я изучаю…

Но теперь уже никакой пример не мог спасти ситуацию. В особенности если бы я был вынужден назвать Макса Касла — режиссера, снимавшего фильмы о вурдалаках, оборотнях и зомби. Преподобный Физер смерил меня таким взглядом, что я почувствовал себя мальчишкой, пукнувшим в церкви.

— Мы всегда смотрели на кино, — сообщил он мне, — как на самую низменную форму развлечений, абсолютно несовместимую с серьезным взглядом на жизнь.

— Вы собираетесь снимать фильм? — спросила миссис Физер, в ее голосе отчетливо слышалась нотка негодования, даже оскорбленного негодования. — Здесь? Про нас?

— Нет-нет. Ни в коем случае. — Будучи подвергнут интенсивному перекрестному допросу, я два или три раза выступил с опровержением, прежде чем вынужден был признать тот факт, что, нравится мне это или нет, но я нащупал самый действенный способ выбраться из объятий Товарищества альбигойцев. Сироты, может быть, и ценили кино, но два катара, которые в этот вечер угощали меня печеньем и чаем, относились к нему совсем по-другому. Что касалось Физеров, то для них кино означало мультики и порнуху. Эта ассоциация принижала даже мой статус ученого. С каждым мгновением наш разговор становился все холоднее.