Киномания

— Тебе лучше знать.

Клер нависала надо мной, а я сидел, потупясь, за кухонным столом и поглощал крепкий кофе, чтобы кофеиновой подушкой смягчить удары дубинкой по моей голове. Слыша ее настойчивые вопросы, я чувствовал себя как боксер, повисший на канате. Ну и видик у нас был — у обоих. С красными глазами, опухшие, немытые — меньше всего были похожи мы на людей, беседующих о детях райка.

Как я узнал, Клер сломалась перед рассветом и остаток ночи провела у Чипси, деля ковер гостиной с десятком других выбывших из строя загульных гостей. Поздно утром ее довезли до дома, где она и нашла меня — я все еще спал. Она принялась тузить меня, я проснулся, увидел ее гневный взгляд, услышал вопросы: «Где он? Где?»

Я ей сказал, что фильм на заднем сиденье, но добавил, что по пути, наверно, потерял пару коробок. Она бросилась к машине и скоро вернулась, меча громы и молнии, и сообщила, что я потерпел полное фиаско.

— Там было так темно, — слабо защищался я, — Нет, я не проверял надписи на коробках. Да и зачем? Я хотел побыстрее закончить. Шарки устроил такой шум. Послушай, Клер… Я боялся, что нас схватят.

— Всех? Сколько народа в этом участвовало?

— Ну, несколько десятков. Их Шарки привел. Они курочили машину, пели…

Клер упала на стул и отобрала у меня кофе.

— В общем, ты обосрался. Фильм в конце концов достался этому нацистскому клопу. Бог ты мой, я бы с удовольствием кинула в кого-нибудь бомбу. Может, в тебя.

— Но я ведь украл какой-то фильм. Я это точно помню. Какой фильм лежит в машине?

— Что-то под названием «Иуда Касл», — застонала Клер.

— «Иуда Касл»? Что-то я такого не слышал.

— Неужели? Можешь себе представить, и я не слышала. А что, если это один из шедевров Юргена? Если так — я его сожгу.

Никому из нас особо не хотелось нести фильм из машины на обследование, но в конце концов я все же притащил пять побитых коробок с тридцатипятимиллиметровой пленкой. На нескольких картонках все еще виднелись остатки печатей, бирок, написанных по трафарету слов — все по-немецки. А по бокам каждой картонки Judas Kastell. Или Kastell Judas— написанное быстрым крючковатым росчерком. Я развязал все коробки и обследовал жестянки внутри. Они были в целости, плотно закрыты и без вмятин, словно их почти и не трогали все это время.

Пока я занимался с коробками, Клер сидела за кухонным столом, оплакивая свою потерю.

— Каждый день своей жизни я теперь буду помнить, что какая-то фашистская гнида, бежавшая от справедливого суда, смакует мой любимый фильм. Некоторые актрисы вынуждены были спать с ним, чтобы он не препятствовал съемкам. Я этого прежде не знала. Проклятье! Проклятье! Проклятье!

Эту печальную тему она исполняла с несколькими вариациями, но лейтмотив оставался неизменным: виноват во всем я. Я пытался утешить ее, но не очень успешно.

— Но что-то мы все-таки получили, — заметил я с неубедительной улыбкой на лице, — Не думаю, что это работа Юргена. Это художественный фильм на тридцатипятимиллиметровой пленке. Смотри-ка, что я нашел.

Я вытащил грязноватый пакет с бумагами, засунутый в одну из коробок. Там лежало несколько писем, написанных от руки на английском, и другие, напечатанные на машинке на немецком, были еще и листы, похожие на рукопись, — с пометами и исправлениями на полях. Последние были на французском — плотно набранный текст на обычной машинописной бумаге, которая от времени пожелтела и стала ломкой.

— Кажется, это кинофильм под названием «Иуда». Снят Максом Каслом… или Кастеллом. Так написано в этом письме. Оно очень старое. Кажется, вчера Юрген что-то говорил о Максе Касле?

Клер разложила письма на столе и принялась их изучать. Наблюдая за ней, я увидел, как меняется ее лицо. Злость и боль ушли, сменившись выражением крайней сосредоточенности.

Первое письмо было от чикагского собирателя фильмов Джошуа Слоуна. Клер на протяжении последних лет несколько раз обращалась к нему, и всегда возникали какие-нибудь трения. «Надутый старый дурак», — так она о нем отзывалась. Письмо было адресовано Айре Голдштейну и датировано 1946 годом; оно было одним из многих (остальные отсутствовали), посвященных обмену фильмами. Старик Айра продавал свой частный резерв «Волшебника страны Оз» — у него явно было несколько копий. Айра был главным спонсором фильма; его участие в производстве свелось к одному из его легендарных советов. Он согласился вкладывать в картину деньги на одном условии: «Только чтобы без Шойли ^{107}. Публику от нее уже тошнит. Вам нужна хорошая певица. Пригласите эту, как ее… Джуди Руни ^{108}. Она согласится задешево».

Письмо гласило: