Киномания

— Ну уж нет, — гнул свое старик. — Ты от меня не откупишься. Я говорю, что закрою вас — и это вам не шутки. Я вам не позволю делать какой-то винегрет из моей работы.

— Из вашейработы?

— Моей и Макса. Мы с ним были вот так, — Он высунул из-под одеяла два скрещенных пальца. — Он был гений. А вы из него там вырываете сердце. Я вам не позволю это делать.

Клер, прищурившись, смотрела на него; гнев ее внезапно исчез.

— А вы кто? — спросила она.

— Липски, — бросил старик в ответ, — Будто это вам что-то говорит.

—  АрнольдЛипски?

Старик замолчал на несколько мгновений, в недоумении глядя на Клер.

— Да, так.

—  ЗипЛипски?

— Верно.

— «Дорога славы»? «Чемпион Джонни»? «Симфония миллиона»?

Сердитая гримаса, словно вытравленная на его лице, стала таять. Она изменилась не очень сильно, но достаточно, чтобы под ней проступило подозрительное любопытство. Очертание его губ стало мягче, отчего сигарета упала на складки одеяла. Шофер принялся ее искать, нашел и снова вставил старику в рот.

— Вы меня знаете? — спросил он.

— Один из трех лучших операторов мира.

— Да? — Его глаза прищурились агрессивно-вопросительно, — А кто двое других, хотел бы я знать?

Клер, не моргнув глазом, ответила:

— Тиссэ… и Фрейнд. ^{140}

— Фрейнд — в самую точку, — согласился старик, — У парня не было ни одного плохого кадра. Он многому научился у Макса, уж этого-то вы точно не знали. Но вот с Тиссэ ошибочка вышла.

— Он научил Эйзенштейна всему, что знал, — бросила ему вызов Клер.

— Как не повезло Эйзенштейну. А Тиссэ — он умел снимать профессионально, но не естественно. Он снимал аффектированно. А Нужно снимать профессионально иестественно.

— Ну, ладно, — продолжала Клер, демонстрируя теперь явные признаки хорошего настроения, — А как насчет… Жоржа Периналя? ^{141}

Старик недоверчиво уставился на нее.

— «Кровь поэта», — добавила Клер так, словно он мог не узнать это имя.

— Да-да, я знаю. И вы называете хорошим оператором этого французского выпендрежника?

— Ну, хорошо. Тогда Свен Нюквист ^{142}.

— Да что с вами такое? Почему это вы боитесь называть американцев?

— Билли Битцер ^{143}.

— Вот, уже лучше. Но это ведь каменный век. В те времена если только человек брал в руки камеру, значит, он уже что-то изобретал. А потом, кто может отличить, где он, а где Гриффит.

— Ну, а как насчет Джима Хоуи?

— Вы считаете, что Хоуи был лучше меня? — В его голосе послышались визгливо-обиженные нотки.

— Но он все же был чертовски хорош.

— Хорош — это да. А вот лучше ли?

Клер немного подумала.

— Нет, не лучше.

— Вот это верно.

Она попыталась еще раз.

— Элджин Лесли? ^{144}

— Ну, наконец-то. Лесли — это настоящее кино. Китон без него был бы никто. Только вот беда — Элджин не умел работать со светом. В комедии работа со светом ни к чему. Там вам нужно показывать детали, ясно? Чтобы все было четко и ясно.

Клер, словно делая ход козырной картой, сказала:

— Вам нужно, чтобы и свет был? Пожалуйста. Грег Толанд. ^{145}

Задумчиво кивая, старик с явным уважением взвешивал это имя. Почти что с завистью он сказал:

— Да-да. Он был, конечно, велик. Эта его идея о большой глубине резкости — просто класс. Особенно в «Гроздьях гнева». Лучший его фильм. Лучше, чем «Гражданин Кейн», если хотите знать. Значит, вот вы меня куда.

Клер предложила вежливый компромисс.

— Ну, скажем так. Проживи он еще десять лет, он был бы… почти так же хорош, как вы.

Чуть ли не с подозрением старик спросил:

— И вы считаете, что я был настолькохорош?

— Вы были достаточно хороши для «Оскара».

Его лицо искривилось в гримасе разочарования.

— Фу! Этих «Оскаров» они каждый год раздают. А что это значит? Вы знаете, сколько недоумков получили эту золотую статуэтку. Да они ее и Билли Даниэлсу вручили. А он никогда больше чем на фотографа не тянул.

— Но «Дорога славы» уж точно заслуживала премии, — гнула свое Клер. — В этом-то все и дело. К тому же, — добавила она, поддразнивая его, — это даже не лучший ваш фильм.

Липски настороженно посмотрел на Клер.

— Да? А что же было лучше?

— «Принц улиц» сорок третьего года. Кинга Видора. ^{146}

Рот старика растянулся в довольной беззубой улыбке; он указал на Клер дрожащим пальцем.

— Вот это верно! В самую точку! — Он вывернул шею, чтобы сказать стоящей за ним женщине: — Она права. Слышишь, что она говорит?

— А вы даже не были номинированы за эту работу. Но это ваша лучшая вещь. Вы, можно сказать, изобрели неореалистический стиль.

Липски презрительно хмыкнул.

— Для них я был слишком хорош. Опережал время. Эти сукины сыны любили всякую такую слащавую хроникальную дрянь, какую делали итальяшки после войны. Уж конечно. Потому что по-европиськи. Бог ты мой! Знаете, что мне сказал Росселини? В пятьдесят третьем году. Он пригласил меня поснимать кое-что для него, после того как меня выперли с американских студий. Он сказал: «Зип, мое кино изобрел ты». — Потом, снова напустив на себя выражение крутого парня, он сделал умное лицо и повернулся к Клер, — Вы почти попали в точку. «Принц улиц» был моим вторымлучшим фильмом. А первым был «Дом крови».

Клер была искренне удивлена.

— «Дом крови»?