Киномания

От отчаяния я хотел кричать. И я закричал, издав протяжный, пронзительный вой боли и ярости. У меня не было сомнений, абсолютно никаких, в том, что она разделила мою судьбу. Исчезла в море, но не утонула. Теперь она в заточении. На островке вроде этого. Как это могло случиться? С какой стати она отправилась морем в Сидней? Господи боже мой! Кругосветное путешествие! Ее муж – яхтсмен. Неужели это произошло во время медового месяца? Может быть, ее муж, как и Анджелотти, был тайным сиротой, выжидавшим в засаде? Я знал, что это за фестиваль. Он должен был состояться в прошлом августе, через три месяца после того, как Клер отправилась в свое путешествие. Да, пожалуй, именно так. Она могла какое-то время провести в Австралии, посетить фестиваль, потом села на яхту, вышла в море и… исчезла.

В голове у меня пульсировал один вопрос. Неужели это из-за меня? Ведь Клер в моей истории была тем концом, потянув за который можно было размотать весь клубочек. Сироты боялись, что она начнет меня искать, устроит шум, раскроет их тайны. Боже мой! Боже мой! Я в буквальном смысле стал причиной гибели женщины, которую любил.

После того проклятого утра я долго не мог прийти в себя. Это чувство так никуда и не делось – просто притупилось: постоянное ощущение вины и горя, которое отошло на второй план, только после того как я весь онемел от боли. Я часто засыпал, вконец измотанный рыданиями, снова и снова повторяя имя Клер. Но рыдал я не из-за нее. Какой бы ни была судьба Клер, с ее исчезновением мое заключение становилось пожизненным. Впереди – однообразное течение времени, каждый следующий день – напрасный и безнадежный, как предыдущий.

А в конце… Червь-победитель.

Глава 31 Студия «Каменный век» представляет…

Это было за месяц до моего очередного визита на дальний конец острова. Если я не мог найти там утешение, получив печальные известия о Клер, то стоило ли вообще туда ходить? Меня ждала только дряхлая оболочка некогда великого режиссера, от которого Клер советовала держаться подальше, поскольку он в расцвете своего таланта был проводником чистого зла. Может быть, я еще несколько месяцев не появлялся бы там, если бы однажды утром, выйдя на свою террасу, не увидел столб черного дыма, идущий приблизительно с того места, где находилось его бунгало. Неужели старый осел поджег свой дом?

Я несся по острову во всю мочь, продирался в овражках через заросли, которые, как их ни корчуй, вырастали заново, а когда пересек полузахлестнутую водой отмель, направление ветра переменилось и несколько клубов дыма отнесло в мою сторону. Я остановился на бегу, словно врезался в стеклянную стену. Не узнать этот едкий химический запах было невозможно. Горящая пленка. Но господи, чтобы поднялось столько дыма, нужно сжечь целую тонну пленки. Что там происходило?

Я взобрался на пригорок и увидел его бунгало. Оно стояло целехонькое. Дым шел из другого источника – из выложенной камнями ямы недалеко от дома. Я видел эту яму и прежде, но осмотреть ее мне не приходило в голову. Я думал, что он сжигает в ней мусор. Огня теперь видно не было, вверх поднимались только несколько клубов серого дыма. Тут же был и он – сидел спиной ко мне около ямы, слегка раскачиваясь на пятках. На нем была только соломенная шляпа и набедренная повязка. Рядом с ним стояла тачка, ржавая и ломаная, как и весь его садовый инструмент. Не поворачивая голову, он протянул руку и вытащил из тачки нечто похожее на клубок черных, блестящих змей. Это была нарезанная на куски пленка. Он небрежно бросил клубок в дымящуюся яму. Возникла огненная вспышка, потом поднялся черный клуб дыма. Мгновение спустя он бросил в яму еще один клубок.

Хотя он и сидел ко мне спиной, я видел, что слухового аппарата при нем нет, значит, он не мог слышать моих шагов. Подойдя поближе, я услышал, что он глуховато насвистывает что-то себе под нос – немудреную мелодийку «Прощай, дрозд». Боясь его напугать, я обошел вокруг ямы, чтобы оказаться в поле его зрения. Увидев меня, он неожиданно весело улыбнулся. Потом сразу же показал на свои уши, давая понять, что слуховой прибор в бунгало. Я сделал ему знак – оставайтесь, мол, на месте, и пошел в бунгало за аппаратом. Тот лежал на помятых листах моей рукописи, отыскавшихся, вероятно, после моего посещения. Я сложил их и сунул в карман рубахи.

Когда он подключил слуховой прибор, я спросил:

– Что за чертовщина тут у вас происходит?

– Надеюсь, батарейки еще не сели, – ответил он, продолжая возиться с прибором.

Я спросил еще раз:

– Что это вы делаете? Откуда вся эта пленка?

На сей раз сомнений не было – он меня услышал, но, не прекращая прилаживать приборчик к уху, сделал вид, что ничего не понял. Вместо этого он посмотрел на меня со своей щербатой полуулыбкой и спросил, где я пропадал так долго.

– В Нью-Йорке, Париже, Риме, на Ривьере, – ответил я, – Я вернулся, почувствовав ностальгию. Что вы здесь делаете?

Он заметил машинописные листочки у меня в кармане.

– Вы в прошлый раз забрали книгу.

– Она моя.

– Да конечно.