Киномания

Большая часть дома, по которой мы прошли, выглядела и пахла как нежилая – сырость, паутина по углам. Повсюду было много тяжелой и громоздкой мебели – вульгарно безвкусной и в такой же мере вульгарно дорогой. Выглядело все так, словно ее купили, просто чтобы пустить пыль в глаза. Возникало ощущение, что находишься в склепе, ожидающем покойника. Единственными яркими пятнами – впрочем, они скрадывались вездесущей серостью – были цветные киноплакаты, украшавшие стены. Большинство рекламировали фильмы Липски, но было и несколько других – более безвкусных, чем остальные. Они сразу же привлекли мое внимание, провоцируя какой-то мучительный приступ наслаждения. Они запечатлели образ, который все еще находил подспудный отклик в моих юношеских эротических фантазиях. Передо мной во всей своей дразнящей славе возникла Найлана, Дева джунглей, та, чья жизнь протекала в череде каждодневных опасностей. Я замедлил шаг, чтобы насладиться каждым из этих драгоценных изображений. Вот Найлану, прыгая с дерева на дерево, уносит горилла. Вот ухмыляющийся араб поднимает потерявшую сознание и покорную Найлану высоко наверх, чтобы сбросить ее в яму, кишащую змеями. Вот Найлана, полуодетая, подвешена за руки над раскаленными углями, она пытается вырваться из пут, а обезумевшие дикари пляшут вокруг нее, поддаваясь гипнотическому воздействию сатанинских глаз шамана. Каждая из этих картинок, хотя и грубо сработанная халтурщиком от живописи лет двадцать назад, вызывала в памяти сцены насилия, которые некогда стали моими первыми уроками в темной психологии сексуальных страстей.

Почему здесь – в этом зловещем доме-склепе – была Найлана? Неужели эти плакаты свидетельствовали о закате карьеры Липски? Неужели он падал так низко – на самое дно киноиндустрии?

Пройдя почти через весь дом, мы вышли к тем нескольким комнатам, где еще теплилось какое-то подобие жизни: кухня, в которой царил жуткий беспорядок, и большая застекленная веранда, выходившая на потрескавшийся бассейн, заполненный не водой, а мусором. Эта часть дома Липски была насыщена слабыми медицинскими запахами больничной палаты. Здесь миссис Липски предложила нам выпивку из битком набитого алкоголем бара, а потом провела нас в крохотный домик на другой стороне поросшего сорняками дворика. Оказалось, что это маленькая, но чисто убранная проекционная, где помещался десяток зрителей. Здесь мы увидели Липски – он курил и тяжело сопел, расположившись в обитом плюшем кресле, которое было в несколько раз больше его и без того маленького, а теперь еще и усохшего тела.

– Ну, принесли? – проворчал он, увидев нас. – Картину? Вы ее принесли? Если не принесли, то ничего не увидите.

Он не мог не заметить, что я тащу коробки. Клер дала мне знак выйти вперед, и я предъявил их как дружественное подношение вождю враждебного племени.

Но вождя это ничуть не утихомирило.

– Почему так поздно? – бросил он.

Хотя день стоял теплый, он, как и в прошлый раз, был закутан в свое одеяло.

– Вы сказали – в два часа, – ответила Клер с вымученным терпением.

– Мы даже раньше пришли.

– А кто вам сказал, чтобы вы приходили раньше? – отрезал карлик, – А если бы я спал?

Клер легонько вернула этот мяч на его половину:

– Но ведь вы же не спите, правда?

Увидев Шарки, Липски сказал:

– А это кто еще?

– Это Дон Шарки. Мой партнер, – ответила Клер, – Он тоже ваш большой поклонник.

Шарки вышел вперед, чтобы пожать руку Липски.

– Очень рад познако…

Но Липски оборвал его. Взгляд его был по-прежнему устремлен на Клер.

– Разве я вам говорил, что вы можете тащить сюда все свою чертову семейку? Это вам что – пикник, что ли?

– Дон – лучший киномеханик в городе, – объяснила Клер.

– Черта с два, – отрезал Липски. – К моим лентам он и пальцем не прикоснется. С ними работает только Йоси, – Он ткнул большим пальцем в направлении проекционной, где я увидел человека, возившегося с аппаратами.

– А Дон пришел, чтобы показать наш фильм, – сказала Клер, – Эта лента требует профессионального обращения.

– Давайте начинать, – мрачно пробормотал Шарки и пошел в проекционную. Я с коробками – следом. Мы с Клер предупреждали его, что теплого приема здесь ждать не приходится, но тем не менее он был оскорблен грубостью старика.

– Сначала ваша лента! – просипел Липски.

– Нет-нет, – возразила Клер, подозревая, что Липски, посмотрев «Иуду», может выставить нас за дверь. – Сначала ваши.

– Этот номер не пройдет, – гнул свое Липски.

Он производил впечатление человека, для которого скандал – любимое времяпрепровождение. Я нутром чувствовал, что ему доставляет удовольствие покуражиться над кем-нибудь и он не упустит такого случая, как сегодня. Может быть, ему даже доставляла удовольствие задиристость Клер, хотя она на сей раз и держалась изо всех сил, чтобы не сорваться.