— Ну, что, Таисья Григорьевна?— обратился Владимир Николаич к женщине в голубом. Но женщина в голубом постучала вилкой по графину и сказала всем:
— Товарищи, давайте предложим им нормальный, хороший вальс. Ну что они... честное слово, неприятно же смотреть!
— В чужой монастырь, Таисья Григорьевна, со своим уставом не ходят.
— Почему «не ходят»? Мы же в своей стране, верно же. Давайте попросим сыграть вальс.
— Не надо. Не наше дело: пусть с ума сходят.
— А вот это... очень неправильное суждение! В корне неправильное!
— Да хорошо танцуют, чего вы?— сказал человек с золотыми зубами.— Я был бы помоложе, пошел бы... подергался.
— Именно — подергался. Разве в этом смысл танца?
— А в чем?
— В кра-со-те,— отчеканила Таисья Григорьевна.
— А что такое красота?— все пытался тоже поговорить Владимир Николаич.— А, Таисья Григорьевна? Если вы находите, что, допустим, вот этот виноград...
— Нет, Алексей Павлыч, вы что, не согласны со мной?
— Согласен, согласен, Таисья Григорьевна,— сказал человек с золотыми зубами.— Конечно, в красоте. В чем же еще?
Владимир Николаич помрачнел.
— Пойдем домой?— предложила Груша.
— Подожди. Неловко. Поймут как позу.
— Саша, Саш!.. У тебя Хламов был?— разговаривали за столом.
— Был. Позавчера.
— Ну, как он?
— Он в порядке!
— Да? Устроился?
— Да.
— Довольный?
— Что ты!..
— Пойдем, Володя,— еще сказала Груша.
Владимир Николаич вместо ответа постучал вилкой по графину.
— Друзья! Минуточку, друзья!.. Давайте организуем летку-енку? В пику этим...
— Да что они вам?!— вконец рассердился человек с золотыми зубами.— Люди танцуют — нет, надо помешать.
Владимир Николаич сел.
Помолчал и сказал негромко:
— Ох, какие мы нервные! Ах ты, батюшки!..
Взял фужер с шампанским и выпил один.
— Володя, ты что это?— встревожилась Груша.
— Какие мы все... воспитанные, но слегка нервные!— не мог успокоиться Владимир Николаич.— Зубы даже из-за этого потеряли.
Никто не слышал его. Их с Грушей как будто даже и не было за столом — никто с ними не общался, никому не было до них дела.
— Какие мы все нервные! Да, Таисья Григорьевна?!— повысил голос Владимир Николаич, обращаясь к женщине в голубом.— Воспитанные, но слегка нервные. Точно?
Таисья Григорьевна внимательно посмотрела на Владимира Николаича.
— Нервные, говорю, все!..— Владимир Николаич насильственно посмеялся.
— Что, опять?— спросила Таисья Григорьевна.
— А вы только не смотрите, не смотрите на меня таким... крокодилом-то: я же не в детсадике. Верно? Что вы на меня так смотрите-то?
К Владимиру Николаичу повернулись, кто сидел ближе и слышал, как он заговорил.
Владимир Николаич встал.
— Пойдем!— велел Груше.
И они вышли из-за стола... И пошли.
За столом замолчали. Смотрели вслед им.
Пробрались через танцующих...
Надели в гардеробе плащи...
И вышли из ресторана.
— Что с тобой?— спросила Груша.
Владимир Николаич молчал.
— Зачем надо было так уходить?..
— Помолчи!— резко сказал Владимир Николаич. Но спохватился, что резко... Взял Грушу под руку.— Не сердись.
— Чего ты на них так?
— В гробу я их всех видел!— зло и громко сказал Владимир Николаич. И еще добавил:
— В белых тапочках!
Витька ходил по избе и учил наизусть.
Витька передохнул и еще повторил:
Подошел к окну и засмотрелся на улицу.
По улице, поднимая пыль, шло стадо коров... Коровы мычали. Хлопали ворота, впуская кормилиц. А где ворота не открывались, там коровы сами пробовали рогами поддеть их. Мычали.
Вошла сестра Оля.
— Что не учишь?— спросила.
— Я выучил.— Витька был настроен грустно.
— Проверим,— сказала Оля. Взяла учебник...— Какое задавали?
— «Утро».
— Давай. С выражением.
Витька стал читать:
— Здравствуй!— воскликнула Оля.— Поехал.
— Что?
— Куда заехал-то? «Дремлет чуткий камыш...».
— А-а!
— Ладно. Еще что?
— Составить описание вечера в деревне.
— Составил?
— Составил.
— Читай.
Витька прочитал: