Киносъёмки

А Розамунд не смотрела на Ариэль. Она смотрела на Димку, и то, как он смотрел на Ариэль, ей совсем не нравилось. Эх ты, Демиквен, старый раздольский приятель… Всем вам эта Королева мозги набекрень сдвинула. А как последней банкой консервов делился, как к Юрке ревновал — забыл уже?

Таллэ — та вообще ни на кого не смотрела. Губы ее дрожали, повторяя слова песни, а на глазах выступали слезы. Но даже Хелл, ее лучшая подруга, была бессильна прочитать по этим глазам то, что творилось в душе Таллэ.

Одна лишь Мелиан слушала песню без всяких непереводимых ассоциаций. И как только смолкла гитара, она недовольно воскликнула:

— Мелодия потрясающая, но зачем же класть не нее слова из девчоночьих тетрадей! Вот если бы…

— Мелиан, лучше не начинай! — резко оборвала ее Хелл. Сейчас ты еще "За меч Арагорна" вспомнишь абсолютно не к месту…

— Именно из девчоночьих тетрадей, — у Ариэль было лицо человека, уверенного в своей правоте. — Ведь Эовин, хоть и принцесса — простая степная девушка, и чувства ее тоже просты. Этим, кстати, моя песня выгодно отличается от упомянутой здесь "За меч Арагорна". Представить, что Эовин может сказать "Гореньем моим поперхнувшись, попятится тьма", — это, знаете ли… Конечно, это лично мое мнение, — прибавила Ариэль свою знаменитую фразу. — Но ведь и Эовин — это все-таки я.

— Ну, если с таких позиций… — в словах Мелиан чувствовался подтекст: "Если мне нечего возразить, то это совсем не значит, что ты меня убедила."

— Меня другое волнует, — продолжала Ариэль. — По-прежнему нет третьей "песни любви" — Фарамира к Эовин.

— Вообще-то есть, — неожиданно подал голос один из ристанийцев. Ариэль знала о нем только то, что его зовут Джим и он в хороших отношениях с Таллэ и Хелл. — Если хотите, я могу спеть.

— Даже так? — удивленно спросила Ариэль, передавая ему гитару. — Что же это за песня?

— Серенада под стенами Минас-Тирита, — ответил Джим, трогая струны гитары. Только это не я сочинил, а кто-то из девчонок, — добавил он, указывая в сторону "партии серых".

Почти целую минуту гитара звенела одна, словно Джим не решался запеть, боясь спугнуть тихую переливчатую мелодию. Наконец к ней добавились слова, звучавшие так же трепетно и нежно:

Словно солнца луч из тумана,
Как напев капели весной
Это Белый Цветок Роана
На высокой стене крепостной
Эовин…

Ариэль притихла — она поняла, что песня посвящается лично ей. Не Эовин Ристанийской, а Красе Средиземья, прекрасной Королеве. Неужели это и в самом деле работа девчонок? Да нет, вряд ли они на это способны, хотя и пишут стихи — все, кроме Розамунд. Скорее всего, Джим просто стесняется сказать правду.

Эовин! Тверже стали, нежнее лилии!
Никогда
я не верил, что мрак победит!
Если будешь ты рядом со мной
Оживим мы Итилию,
Расцветут там цветы,
и забытый напев зазвучит,
словно встарь зазвучит…

Когда песня окончилась, долгое время у костра царило молчание.

— Это замечательно, — наконец сказала Ариэль. — Говорю это и как Эовин, и как помощник режиссера. Ну как, Фарамир, хочешь эту песню в фильм? Если хочешь, то я тебя поддержу.

— Очень хочу! — воскликнул Димка. Розамунд прикусила губу.

— Тогда, Джим, дай Димке списать слова, — весело ввернула Хелл.

— И Нелдору тоже, — добавил Кортинелли. — На всякий случай.

— Заткнись, — вдруг раздался из темноты абсолютно спокойный голос, и Ариэль увидела, как Эленсэнт поднимается с места. Не торопясь она перешагнула через костер, подошла к Лео и влепила ему пощечину.

— Эту песню написала я, — сказала она так же спокойно.

Это не было правдой — автором пени была Таллэ, и это знала вся "партия серых". Но лишь девчонки поняли скрытый смысл происшедшего Эленсэнт сложила свое оружие к ногам Королевы. Однако последствия этого эпизода сказались только через три месяца…

Оскорбленный Лео ушел. А у костра всю ночь не смолкали песни и разговоры, и одиннадцать друзей разошлись только тогда, когда начали гаснуть звезды в небе и между голыми ветвями мэлл засветился серебристо-розовым сиянием холодный декабрьский рассвет.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЛИСТЬЯ ЛОРИЭНА ПАДАЮТ СО ЗВОНОМ…

Отойди же, не тронь копья,
Парень в куртке из черной кожи
Ты такой же турист, как я,
Ты чужой в Цитадели тоже.
Обернулся… В глаза глядит.
Так на чей-то портрет похожий.
Древний герб на его груди…
Быть не может!
Да быть не может!

1