Киношник (СИ)

- Я очень люблю свой город. В этом городе родились и жили очень много знаменитых людей, после войны он был весь в руинах, а то что не успели в войну разбомбить, то после войны все снесли, и новое построили. Сейчас строят какие-то памятники, церквей понастроили разных. Может это и хорошо, но зачем сносить оставшееся? Вот и езжу каждый день по старым улицам своего города, того, который я люблю. Сегодня был в этом районе. Я вот думаю, скоро уже умру, поэтому хочу каждый день ходить по своим любимым улицам, пока жив, пока на ногах. А ты откуда? - Спросил Лева у Мойши.

- У меня другая история. Нет у меня никого, и родного места нет, ничего нет. А кого любил, тех уже нет на этом свете.

- Как это, нет? Ты же где-то родился, где-то жил.

И тогда Мойша рассказал своему новому другу в нескольких словах всю свою жизнь.

- Так мы за разговорами проехали нашу остановку, - вдруг опомнился Лева.

Мы вышли из трамвая, пешком вернулись к дому Левы, поднялись на третий этаж, что заняло очень много времени. Лева поднимался очень медленно, на каждом этаже останавливался передохнуть. Наконец, пришли.

Лева дал нам раскладушку, одеяла, подушки, постельное белье и пригласил поужинать, но я очень хотел спать и поэтому отказался. Моя голова, как только коснулась подушки, я провалился в сон.

Ночью проснулся и увидел, на кухне сидели два пожилых человека, о чем-то тихо разговаривали на идиш. На столе стояли две кружки и чайник, лежали пакетики чая.

10

- Можно я с вами посижу, - попросил я у них разрешенияе.

- Садись, чего спрашиваешь, - ответил Мойша, но разговаривать они перестали.

- Я иду досыпать, - после нескольких глотков кипятка, сказал я им, видя их неловкость.

- Молодой человек, у нас нет никаких секретов. Мы просто вспоминали тот язык, на котором давно уже не разговаривали, а продолжать говорить на идиш в твоем присутствии как-то неудобно.

- Я идиш не знаю, но слышать в детстве мне его приходилось постоянно.

- Байстрюк, ты тоже еврей? - Конечно же это был Мойша.

- Нет, что вы, но у нас во дворе в моем детстве пожилые еврейские женщины выходили посидеть на лавочке и разговаривали на этом языке. Интересно было наблюдать, сидят на лавках женщины и о чем-то разговаривают, еврейки говорят на идиш, даже с не еврейками, но те не задумываясь, отвечают им на русском. Мои родители русские, и бабушка с дедушкой русские, но легко понимали идиш. Но я все равно пойду спать. Извините.

- Я тебя все больше люблю, пацан, - самое интересное: Мойша ни разу не спросил мое имя, наверно и не знал его.

Утром я проснулся, а они все так же сидели.

- Вы совсем не ложились? - Удивился я.

- Спали, конечно, но не так долго. Нам осталось меньше, чем мы уже прожили. Поэтому выспимся. Давай, приводи себя в порядок, чай на столе и вперед, наш ждут великие дела, - Мойша был бодрый, жизнерадостный, он никогда не унывал, насколько я его знал.

- Лева, ты хороший человек, но почему ты не хочешь с нас взять деньги за постой? - Спросил он.

- Ты, Мойша, не понимаешь, хотя прожил уже много. Эта ночь была одна из лучших за последние десять лет.

Весь этот разговор уже происходил у дверей.

- Совсем забыл, - Лева исчез и через минуту снова появился в коридоре, неся бутылку водки.

- Вот, возьмите с собой. В ту семью без этого никак.

- Лева, мы зайдем в магазин и купим. Оставь себе.

- Мойша, этой бутылке уже более пяти лет, и сколько она простоит, я не знаю. Я никогда не был любителем этого дела, а сейчас врачи категорически запрещают даже думать об этом.

- Так зачем покупал?

- Вот думаю, умру я, хоронить меня некому, но соседи обнаружат меня, похоронят и помянут добрым словом. Я всегда ее держу на видном месте. А в магазин вам не стоит идти, мало ли кого встретите. И деньги мне, ты старый еврей, не предлагай, не возьму, да еще и обижусь. Если не управитесь с делами, то я вас жду вечером. Не вздумайте идти в гостиницу или снять какое-нибудь жилье.

Он подал мне руку, которую я с уважением и удовольствием пожал.

- Лева, даже если бы ты не пригласил нас на вечер, мы все равно пришли бы. У нас есть еще о чем поговорить, - Мойша долго держал руку хозяина в своей.

Я смотрел на этих двух стариков и думал, как же нам будет их не хватать, их так мало уже осталось.

Мы вышли на улицу. Все так же моросил противный мелкий холодный дождь, завывал между домами ветер.

- Мойша, он знает семью Мелентьева? - Спросил я.

- Знает. Они недалеко живут. Их все знают. Пошли, на месте все поймешь.

В самом деле семья Мелентьевых жила в этом микрорайоне, который весь был застроен пятиэтажными домами, их в народе называли “хрущовками”, а уже позже, “хрущобами”.

Мы поднялись на пятый этаж, лифта в таких домах не было. Остановились возле дверей, я хотел позвонить, но вместо кнопки торчали только два провода.