Читаем Киноспекуляции полностью

Особенно Каналито, который играет свою шаблонную роль с такой пронзительной глубиной, что остальные двое порой меркнут на его фоне[107].

Ассанте был взят на роль как Пачино для бедных – и после этого фильма его ждала долгая актерская карьера в амплуа… чего уж тут… Пачино для бедных.

А Сталлоне – который выглядит в «Аллее» лучше, чем когда-либо, – играет Космо на одной ноте, как приставучего горлопана.

Но у этого приставучего горлопана очень смешные реплики. Все яркие остроты, которые Сталлоне, к большому своему сожалению, не мог отдать тугодуму Рокки, он вывалил на Космо. И, пока он не становится мягким и податливым в финале, над ним можно оборжаться. Впрочем, я и весь фильм считаю ржачным. Да, он неряшливый. Но в первую очередь – смешной.

Как отметил Майрон Майзел в LA Reader, своим жанром, атмосферой, выбором актеров, страстным авторским видением и участием режиссера в главной роли фильм напоминает другой памятник творческому эгоизму – «Блюз Пита Келли» Джека Уэбба.

Я бы добавил сюда и гангстерскую фантазию Эдди Мёрфи «Гарлемские ночи», растерзанную белой прессой, но любимую черной публикой.

Сталлоне, Уэбб и Мёрфи строят похожие миры и вкладывают в них похожие чувства. И преследуют при этом похожие цели.

Как же хочется, чтобы Сталлоне снял хотя бы еще один фильм с такой же страстью, как «Райскую аллею». Было бы здорово увидеть, что Сталлоне по-прежнему способен любить так сильно, как он любил этот фильм[108].

Побег из Алькатраса

(Escape from Alcatraz, 1979, реж. Дон Сигел)

С первого раза «Побег из Алькатраса» мне не понравился – скорее всего, был суховат для семнадцатилетнего меня. Но несколько лет спустя, при пересмотре, он стал для меня откровением. С кинематографической точки зрения, это самый выразительный фильм Дона Сигела. В эпоху Нового Голливуда Сигел снимал потрясающие экшн-сцены. Финальную перестрелку в «Мадигане» с Ричардом Уидмарком. Драку в бильярдной в «Блефе Кугана» (коронный номер фильма). Весь эпизод со школьным автобусом в «Грязном Гарри», а также сцену с хот-догом и «черными пантерами» (сейчас она смотрится уже не так эффектно, как раньше, из-за очевидной своей павильонности: они вообще в Сан-Франциско или в округе Хаззард?). Автоматную перестрелку в «Черной мельнице» (вспышки выстрелов, летящие во все стороны гильзы и щепки). Ограбление банка в «Чарли Вэррике». Нападение Гарри Бэскома из автомастерской (Джон Митчум, постоянный актер Сигела), первого из «спящих» агентов, которых пробуждает Дональд Плезанс в «Телефоне».

Но, в отличие от Леоне, Пекинпы, Питера Хайамса и Де Пальмы, Сигел никогда не позволял себе красочных вставных номеров – до прекрасного, практически бессловесного начального эпизода в «Побеге из Алькатраса».

Этот эпизод не только никуда не торопится, но как будто отматывает время назад. С одной стороны, кажется, что к нам вернулся жесткий, конкретный Сигел из 1950-х, режиссер «Нельсона-Младенчика» и «Частного ада 36» (хотя и не «Бунта в 11-м блоке», снятого в псевдодокументальном стиле). С другой стороны, ни до, ни после Сигел ни разу не демонстрировал такой показной режиссерской виртуозности.

Сначала мы видим Иствуда (Фрэнка Морриса) в плаще, под проливным дождем: его выводят с парома на остров, где расположена тюрьма. Затем видим, как Иствуда, в старомодном сером костюме (в те времена люди садились в тюрьму в костюмах, и в этом не было какой-то особой позиции), постаревшего, но все еще могучего, словно высеченного из гранитной скалы, как и вся эта тюрьма, отводят в процедурную комнату и раздевают догола, пока тюремный врач осматривает его рот, как у лошади. Затем его проводят нагишом через весь тюремный коридор (блистательно), и шлепанье его босых ног по холодному цементу задает ритм и отражается от каменных стен Скалы. Наконец Моррис оказывается в своей камере, дверь с лязгом закрывается, и надзиратель произносит первую настоящую реплику в фильме: «Добро пожаловать в Алькатрас», – тут же, в стиле Марио Бавы, подчеркнутую молнией и громом. «Браво!»

Следующим фильмом Сигела после финансово успешной и расхваленной критиками тюремной драмы с Иствудом должна была стать дурацкая комедия с Бёртом Рейнолдсом «Грубая огранка». На съемках этого фильма продюсеры уволили Сигела и на несколько дней заменили режиссером бондианы Питером Хантом; сценарист Ларри Гелбарт (сериал «Военно-полевой госпиталь») в итоге убрал свое имя из титров[109].

В автобиографии Бёрт Рейнолдс вспоминает, что половину съемок «Грубой огранки» старик Сигел проспал на стуле. Собственно, по фильму это заметно (скорее всего, за это его и уволили).

Но начальный эпизод фильма с Иствудом показывает, что на «Побеге» старик не спал – наоборот, горел желанием показать все свое техническое мастерство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное