Киносценарии: Нечаянные радости. Светлый ветер. Потусторонние путешествия

Тищенко успокаивал Холодную, говорил о скором освобождении Одессы. Раненый выздоравливал и собирался уже покинуть дом, когда неожиданный приход кинофабриканта едва не испортил все дело.

Семен, прятавшийся в соседней комнате, стал невольным свидетелем грубой, оскорбительной для Холодной сцены. В самый кульминационный момент скандала Семен не выдержал и ко всеобщему ликованию выставил растерявшегося и напуганного кинофабриканта за дверь.

Киносценарии №5, 1995

Александр МИТТА В гостях у Горенштейна

В редакции журнала «Киносценарии» мне сказали: — Вы там, в Гамбурге, недалеко от Горенштейна. Не съездите ли к нему в Берлин поговорить?

— Интервью что ли взять? — спросил я.

— Ну что вы. Просто поговорите как два мастера, два художника.

Я собирался в Берлин на выставку «Москва-Берлин», там была ретроспектива знаменитого абстракциониста Сая Твомбли. Художника, который стал од ним из самых элитарных и коммерческих живописцев одновременно. Такой Эстет Эстетович. А рисует он на огромных холстах что-то очень похожее на стенки станционных туалетов. Но тридцать лет неуклонного следования своему призванию превратили его в миллионера. Интересно поглядеть.

Сидя в поезде, я представлял себе, как мы с Горенштейном сядем в глубокие кресла и я спрошу:

— А что вы думаете о диффузии поставангардного шизоанализа в деконструкции новой лексики?..

А он спросит:

— А что вы думаете о конвергенции надструктурных интеграций в кинопроцессе переосмысления волн?..

Такие вот будем умные!

В Берлине прямо с вокзала я позвонил:

— Фридрих, я на ЦОО, иду к вам.

— Прекрасно, Саша. Но одно осложнение — в семь вечера я приглашен на прием. И так как он устроен по поводу выставки русской литературы и называется «От Пушкина до Горенштейна», мне было бы неудобно опаздывать. И я не могу вас взять с собой, так как меня сопровождает очаровательная израильская журналистка.

Не каждый день, согласитесь, предстоит беседа с писателем, который объявлен в центре Европы прямым наследником главного литературного сокровища России. И в моей голове вопросы застучали как молоточки — один умнее другого. А сам я, как студент, пытался вспомнить, чем отличается семантика от семиотики и обе вместе от семиологии.

Еще бы всунуть куда-нибудь «гносеологию» и «катаконический поставангардизм» — и все в порядке.

Квартирка писателя располагалась в самом центре, около Ку-дамм. Для прибывшего в Германию она выглядела бы как кусочек рая. Но я уже поднаторел в немецких жилищах и сразу просек, что это дом под контролем социальной защиты. Проще говоря — для бедных. И все как-то сразу пошло враскосяк.

Писатель встретил меня в майке, не выглядевшей как только что надетая. Израильской красавицы в доме не было.