Кинтарский Марафон

— Это было бы заманчиво, если бы я желал быть кем-то другим, не тем, кто я сейчас, — вздохнул он. — Я бывал и на Бирже, и на Миколе. Обе эти империи — иерархические общества, пирамиды, и как во всех пирамидах, большинство людей там находятся в основании, а наверху очень мало драгоценного места. Вряд ли вас с Маккреем можно назвать довольными, а ведь у вас есть десятки миллиардов других, живущих в полной нищете, ничем не лучше дролов, на которых держится Миколь. Их считают немногим лучше рабочей скотины и обращаются с ними соответственно.

— Дролов разводят, — заметила она. — На Бирже у тебя всегда есть надежда. Мой дядя смог выбраться наверху, и таким образом я унаследовала деньги на долю в корабле, капитаном которого был Трис.

— Это исключение, а они крайне редки, — подчеркнул он. — И чаще всего они связаны с удачей или с помощью сверху, а не с чем-либо другим. Кто-то обязательно должен время от времени подниматься из низов, иначе остальные потеряют надежду и взбунтуются против системы. Тем не менее, большинство ваших людей голодает и умирает молодыми в нищете, оттого ли, что так было изначально задумано, или оттого, что они просто никому не нужны.

На Мицлаплане ты такого не встретишь. У нас нет богатых, нет бедных, нет знати, нет голода, нет и отчаяния. Люди в целом довольны и имеют все необходимое. Иерархия церковников распределяет блага, не подверженная искусу и неспособная воспользоваться своим положением. Криша — отличный тому пример. В этом путешествии она имела возможность изучить альтернативы, и поняла, как и я когда-то, что наше общество лучше прочих отвечает тому, что она считает нравственным и правильным. И теперь, уже самостоятельно, а не по чужой указке отвергнув другие варианты, она нашла свое единственное место в нашем обществе. Мы не считаем, что этично просто принимать вещи, как они есть, мы должны вносить свой вклад там, где лучше всего могут проявиться наши способности. Она прирожденная жрица; это единственное, что она действительно может. Ей понадобилось сойти в ад и выйти обратно, чтобы это осознать.

— М-да. Довольно суровые у вас порядки.

— Мой вклад лежит в иной области, но его границы так же строго очерчены. Я люблю ее, а она — меня. Это не изменилось. За всю историю человечества наибольшее число несчастий происходило оттого, что люди путали любовь и секс. Ты, кстати, не путаешь?

Она не обиделась.

— Я отказалась от любви. Я искала ее повсюду, но никогда не узнавала ее, когда она попадалась мне на глаза. Больше я искать не буду. Я найду местечко, где буду сравнительно счастлива и где у меня будет все, что мне надо, и останусь там, если получится. Ни за что бы не подумала, что доживу до сегодняшнего дня. И даже сейчас я не уверена, что меня не убьют.

— Возможно, в этом ты права, и возможно, то же можно сказать насчет всех нас, — признал он, возвращаясь к своим фигурам.

Она взглянула на них.

— Звезда, треугольник, треугольник углом вниз и пентаграмма. Что, делать нечего?

— Не совсем, — сказал он. — Тебе знакома символика?

Она кивнула.

— Пятилучевая звезда — это Миколь; треугольник углом вниз — если внутри него нарисовать кучу всякой ерунды, получится Великая Печать Биржи; а вот другой треугольник… это я не знаю, что такое.

— Если ты поместишь в центр сияющую звезду и проведешь от нее лучи так, чтобы три из них попали в три вершины, получится святой символ Церкви Мицлаплана, — объяснил он. — Когда Маккрей столкнулся с демонами, он начертил в воздухе крест, святой символ своей церкви. А Криша нарисовала Святой Знак, треугольник углом вверх. Полагаю, символика пентаграммы очевидна.

Она кивнула.

— Кинтара, То есть это символы четырех Высших Рас, исключая декоративные узоры.

— Именно. Уже чуть ли не в миллионный раз я сижу и удивляюсь, как это я, человек своего века, находясь внутри межзвездного корабля, могу размышлять о бесах, демонах и оккультных символах. И тем не менее, я здесь, и они тоже неподалеку. В геометрии скрывается какой-то важный ключ. В конце концов, даже боги и демоны сводятся к математике. Проблема в том, что в этой математике очень много разных факторов и переменных, которые здесь не учтены и, вероятно, не могут быть нами восприняты. Сомневаюсь, чтобы кому-то из нас вообще удалось ее понять; я лично был бы вполне доволен, если бы мог ею пользоваться. И вот, выстроив перед собой эти символы, я все равно не вижу в них никакой логики.

Модра посмотрела на фигуры.

— Что ж, математика никогда не была моей сильной стороной, но я когда-то хотела стать художницей, и я хорошо помню, как Джимми рисовал свои пентаграммы. — Она протянула руку, взяла рисунок пентаграммы и переместила его внутрь звезды.

У Ган Ро Чина отвисла челюсть.

— Слишком очевидно, — раздраженно пробормотал он, больше обращаясь к себе, чем к ней. — Кинтара — в сердце Миколя.

Она пожала плечами.

— Как знать. Но, если это так, то мы по уши в дерьме.

Она взяла один из треугольников и подложила его под другой так, что они пересеклись.

— Знакомая картинка? — самодовольно спросила она.

Он кивнул.