— Вселенная велика, — сухо заметил Ган Ро Чин. — Полагаю, даже семидесяти трудновато будет справиться.
Модра коснулась плеча напарника.
— Джимми, погляди на стены, быстро! — прошептала она сквозь сжатые зубы.
Он оглянулся на левую стену. Теперь там стоял огромный демон, одетый в царственную пурпурную мантию, самый большой из всех, которых они видели. У него были длинные острые рога, глаза горели алым огнем. Джимми повернулся направо — там стоял еще один, такого же размера, но чем-то отличавшийся от первого, хотя Джимми было бы непросто сказать, чем именно. Обернувшись назад, туда, откуда они только что вышли, он увидел у двери еще одного. И наконец за спиной гигантского идола, у четвертой стены пирамиды, возник и последний.
Изображения были настолько реальны, что они на мгновение замерли, пока не осознали, что демоны не двигаются. Только тогда Джимми понял.
— Они внутри стен, — наконец вымолвил он, неожиданно слабым и писклявым голосом. — Их запечатали в стене!
—
—
— Кто-то что-то сказал? — переспросила озадаченная Молли.
—
—
—
—
—
Они замешкались, затем Калия посмотрела на жаровню слева от идола и глубоко сосредоточилась, рисуя в воображении жаркий огонь.
Все почувствовали, как откуда-то снизу хлынула энергия, и вдруг в чаше жаровни загорелся огонь. Обрадовавшись, она попробовала и другую, уже увереннее — результат был тот же. Вторая жаровня тоже запылала.
Модра нахмурилась.
— И что, это они сделали или она?
— Она, конечно, — заверил Джимми Маккрей. — Я стоял рядом с ней и ощутил канал.
—
—
Джозеф нахмурился.
— Используйте плитки? Воссоздайте… А, понял — пентаграмма! — произнес он вслух.
Он отошел в сторону от остальных, сосредоточился на одной из плиток пола и представил себе пятиконечную звезду. Это оказалось несложно, но когда звезда на самом деле начала проявляться внутри плитки, он отшатнулся. Он был настолько поражен, что она чуть было снова не исчезла. Вернув ее на место, он представил себе то, о чем мечтал уже много, много дней. Область внутри пентаграммы задрожала, затем потемнела, и в ней начало медленно формироваться нечто — нечто видимое всем остальным. Оно сгустилось и стало золотым кувшином. Какое-то время Джозеф боялся прервать сосредоточение, чтобы кувшин не исчез, как исчезала звезда, но потом сообразил, что не может смотреть на него вечно, и расслабился. Звезда растаяла, но кувшин остался.
Изумленный, он не без подозрения наклонился и протянул руку, чтобы осторожно коснуться кувшина, как будто это был горящий уголь или готовое укусить дикое животное.
Кувшин оказался тяжелым, как и должен был, и очень холодным. Он взял его и чуть не уронил. Кувшин был наполнен какой-то жидкостью. Он понюхал ее, улыбнулся, затем взял кувшин обеими руками и начал жадно пить. Все смотрели на него широко открытыми глазами.
Наконец он оторвался, опустил кувшин и рыгнул. Эхо отразилось от всех стен пирамиды, но он даже не извинился.
— Вино! — объяснил он. — И отличное — я пил такое в винограднике распорядителя моего Лорда! Даже лучше!
Джимми Маккрею хотелось хорошего виски — немного, может, бутылку или две. Но он с грустью понял, что у него будет гораздо больше шансов выжить, если его мозги останутся свежими. Последовав примеру Джозефа, он попробовал сосредоточиться, и вскоре уже разглядывал высокую кружку портера. Попробовав, он предложил его Молли, которая находила все происходящее невероятно интересным.