— Это к делу не относится. Мы сейчас пытаемся сосчитать, сколько ангелов уместится на острие иглы. Я думал или, скорее, надеялся, что местные условия действуют как искажающий элемент, что мы не заметили настоящего источника телепатических волн. Но смотрим мы в другую Вселенную или нет, а проблема остается той же самой. Как дать им знать о своем присутствии, не губя их, если у нас нет абсолютно ничего общего, кроме одной телепатической волны? Даже думать об этом не стоит. Я должен был понять, что это тупик, еще до того, как собрал вас всех.
Трис Ланкур немного подумал.
— Ну почему же, — по крайней мере, мы задумались над этим. Знаешь, я просмотрел все записи, и, судя по всему, никто до нас не пытался подобрать альтернативный подход к этой проблеме.
— Мы излучали всеми видами передатчиков, которые у нас есть, и все без толку, — напомнил Дарквист. — Чего мы еще не попробовали?
Ланкур взглянул на Модру, которая все это время просидела очень тихо и, похоже, избегала смотреть на него.
— Например, эмпатический диапазон.
Она подняла глаза и наморщила лоб, словно находилась в миллионе световых лет от этого корабля, а ее внезапно выдернули оттуда.
— Что?
— Предыдущие исследователи сканировали эмпатический диапазон, чтобы убедиться, что их телепаты не сошли с ума, — заметил Дарквист.
— Да, возможно. Но они использовали только общее сканирование, чтобы получить дополнительное доказательство того, что там действительно есть живые существа. Применить активную эмпатию таким же образом, как телепатию, никто не пробовал.
— О чем вы все здесь говорите? — спросила Модра.
— Думаю, он хочет, чтобы ты села за усилитель, — сказал Джимми. — По крайней мере, если ты сосредоточишься на ком-нибудь из них, то не убьешь его.
Внезапно воздух вокруг них взорвался оглушительным воем аварийной сигнализации. Они застыли на своих местах, почти мгновенно окруженные зелеными защитными энергетическими пузырями, которые развернул бортовой компьютер. Раздался чудовищный грохот, словно в корабль врезалось что-то огромное, а затем питание, а вместе с ним и свет, отключилось, внезапно и пугающе, заставив замолкнуть какофонию сигнализации. Наступила зловещая тишина, и это было самым страшным.
Потом корабль сотряс удар.
Они падали, кувыркаясь в полной темноте, чувствуя, как желудки у них выворачиваются наизнанку, летя по безумной траектории в пугающее ничто.
Все было кончено через несколько секунд, но они показались им часами. Энергоснабжение постепенно восстановилось, по мере того, как бортовой компьютер, очевидно, оставшийся целым и невредимым, произвел проверку всех систем, запустил восстановительные работы и осторожно восстановил все, что можно было без опаски восстановить.
Первым лопнул защитный пузырь Ланкура, и он немедленно развил бурную деятельность.
— Компьютер! Отчет о повреждениях!
— Большая пробоина в заднем правом трюме, — сообщил компьютер. — Некоторые повреждения в резервных системах, но главные работают нормально. Однако все, что не было закреплено, улетело. Корабль и команда целы, но во всех отсеках беспорядок.
— К черту беспорядок! Что произошло?
Теперь освободились и остальные, они потягивались и растирали руки и ноги. Модра Страйк подошла к отверстию очистителя, и ее вырвало. Джимми Маккрея тоже тошнило, но в горле у него стояла одна желчь, к тому же он подозревал, хотя пока без особой уверенности, что обмочил штаны.
—
— Аномалия выбросила поток частиц по дуге в двести сорок градусов, — сообщил компьютер. — Его невозможно было полностью избежать. Наибольшая из измеренных мной частиц имела примерно пять сантиметров в диаметре, но поток был чрезвычайно плотным, по сути он представлял собой чистые гравитоны с огромным сжатием. Их скорость приближалась к скорости света, и некоторое время они протащили нас за собой, пока разброс не ослабил их совместную тягу настолько, что мы смогли вырваться. Для этих целей мне пришлось использовать максимум энергии. Продолжительность полета в потоке гравитонов составила одну целую двести пятьдесят пять тысячных секунды, за которые мы пролетели двести девяносто семь тысяч триста сорок шесть километров. Отрыв занял еще шесть секунд, торможение — двенадцать; за это время мы пролетели еще приблизительно триста четырнадцать тысяч километров.
— Погоди-ка! — сказал Джимми Маккрей, как только смог говорить, не давясь желчью. — Ты хочешь сказать, что мы пролетели чуть ли не световой год за какую-то секунду, — в обычном космосе с обычными законами?