Кинжал без плаща

– Это не ваше дело, капитан Альмухаметова! Ждите моих инструкций и не суйте нос в чужие дела… Все будет так, как решит оперативная обстановка…

* * *

– Майор Пупырышкин!

– Да, товарищ полковник!

– Борис! Бери двух лучших агентов, и в Берлин, в «Гроссэгэр». К шести вы должны убрать эту нашу лапотную «Аль-кайду»…

– Вы уверены, товарищ полковник?! Не круто ли?!

– Слишком близко к мозгу подошли, стервецы… Шутить нельзя… Видимо, они именно из Берлина отдадут команду на передвижной эзернет-центр по устранению кремлевского пула…

– Понял Вас, товарищ полковник… Значит, и Горелова, и Мезенцова.

– Как жили, так и умрут…

– В смысле?

– В смысле – вместе…

* * *

Лека Горелов уже с борта авиалайнера распорядился направить двух надежных ребят из берлинского представительства своей фирмы: на парадный и черный входы «Гроссэгера». Приказал быть вооруженными и готовыми ко всему.

– Может, я и параноик… – подумал Лека – Но все-таки…

Он не знал, что в «Гроссэгэре» Мезенцов заметит «топтунов» на входах и прикажет им удалиться.

– С ума сошли… У нас поминки, а вы и тут лезете… Вон отсюда, и ждите на улице…

* * *

В роскошном, золочено-бархатном будуаре палаццо швейцарской «маленькой Италии» она не находила себе места. По правде сказать, она, «рабочая лошадка» милицейской службы, жившая в стандартной квартирке на стандартную зарплатку и выполнявшая со студенческих лет рутинную работу пресс-секретаря, так до конца и не поверила во все случившееся…

Да, это было слишком быстро, чтобы принять или просто понять. Сперва этот Муромов, завораживавший взглядом, гипнотизировавший волей… Потом самолет, Москва и ГРУ… Потом – снова самолет швейцарских авиалиний, Женева, набережная – и нелепые обещания насчет «очень значительного человека, который тебя обязательно заметит»…

Почему заметит?! Почему обязательно?! Почему этот псевдоним – Алена Лузина, и кто такая Лузина на самом деле? Ничего Динаре не объясняли – просто приказывали…

Потом – лимузин, Мезенцов и палаццо. Гламурная жизнь и глобальный «топ» качества жизни. Он не просто «заметил». Он полюбил ее с первого взгляда – так, как Муромов и предположить не мог – всей силой угасающего, умирающего сердца.

Она знала, что он – страшный человек. Не только потому, что он был богат, а богатые не бывают безобидны. Нет, помимо этой логики, она ощущала над ним черный зловещий антинимб, некое колыхание мрачной ауры, от которой не убежать никуда.

Лучше вам не видеть того, что я видел и делал – словно бы говорил весь его вид. Сперва он считал ее дочерью. Но недолго – может быть, что-то уточнил, а может быть – ему было уже все равно… Человек, прошедший через ЕГО грехи, посмеялся бы над греховностью инцеста…

Он любил ее в огромной спальне, на огромной кровати, на водяном матрасе, на котором кажется, будто лежишь на облаке. Он любил ее на шелковых простынях, под венецианскими зеркалами, и любил так, как только лучшие мужчины любят самых прекрасных женщин на земле…

Наверное, им ничего уже не нужно было, кроме друг друга.

Но все кончилось так же быстро, как и началось.

Тем утром, когда она его предала, он встал очень рано и очень тщательно побрился своей опасной бритвой – «золинген». Потом позвонил Горелову и улетел на другой конец Европы…

А для нее он оставил большой пакет.

Она вскрыла конверт и прочитала записку.

Ее обожгло – наверное, сильнее, чем если бы плеснули кипятком…

«Динара, – писал он своим крупным, уверенным подчерком – Здесь деньги и кольцо с бриллиантом – для тебя. Я хотел бы, чтобы оно стало обручальным, но у каждого своя судьба… Уезжай немедленно, мои люди тебе этого никогда не простят. Будь счастлива»

Без подписи. Он не стал подписывать эту жуткую бумагу, потому, наверное, что не знал, как? Лордиком – дико и пошло, он ведь ей в отцы годился. Леонардом – как-то формально. Мезенцовым – просто глупо. Ну, не «котиком» же, и не «Леонардом Николаевичем»…

Они были из разных миров, и попросту не знали, как позвать друг друга. Ни она – его, ни он – ее…

* * *

Их столик был у окна. Майор в пластиковой маске шел к ним быстрыми шагами по ресторанному залу. Маска была из супермаркета, Пупырышкин так толком и не разглядел чья, взял ту, что поближе и почеловечнее.

В руке чуть подрагивал черный пистолетный ствол. Прицел пришелся на затылок Горелова…

Грохот выстрела потряс тихий «Гроссэгер». Люди закричали и как-то разом ринулись под столики. Недожевавший и недоговоривший бывший полковник КГБ СССР Олег Петрович упал, как пьяный, прямо в тарелку простреленной головой.

Мезенцов успел привстать, ни о чем не спрашивая, и сразу все осознав, зачем-то сунул руку в карман пиджака.

Пистолет синевато курил после выстрела. Сизо дымила и недокуренная сигарета Мезенцова, лежавшая в пепельнице перед ним. Лязгнул отскакивающий затвор – и желтобрюхая пуля вырвалась на оперативный простор.