Дом Андры стоял внутри замковых стен, рядом с часовней, отдельно от прочих зданий. Циннийская поэтесса, именем которой назвали дом, жила здесь, когда Остерлингские Урочища были резиденцией некоего короля, поощрявшего искусство меньших рас, а Антеей звалось родовое гнездо незначительной аристократической фамилии, до которого пришлось бы скакать целых полдня к северу. Стихи, сложенные Андрой, не пережили минувших столетий, и единственным ее следом в мире оставался небольшой домик, носящий имя поэтессы, с вырезанной в камне надписью у входа – DRACANI SANT DRACAS, – значение которой за давностью позабылось.
Король Симеон лежал в ванне из кованой бронзы, сделанной в форме широкой дартинской руки; длинные пальцы «руки» загибались к ладони и выпускали воду из труб, что были скрыты под самыми когтями. На полочке, устроенной на большом пальце, стояла каменная чаша с мылом, окно из цветного стекла окрашивало теплый воздух в зелено-золотистые тона. У задней стены выстроились слуги – кто с мягкими полотенцами, кто с мечами для защиты королевской особы. Доусон переступил порог, и король поднял взгляд.
– Простите, сир, – произнес Доусон. – Я понятия не имел, что вы здесь.
– Ничего, старина. – Симеон махнул слугам. – Я знал, что захватываю твое убежище. Садись. Побудь в тепле, а как отогрею ноги – уступлю тебе место.
– Благодарю, сир, – кивнул Доусон, садясь на принесенный слугами табурет. – Раз уж так случилось, я бы хотел обсудить кое-что наедине. Это касается Ванайев. Лучше уж услышать от меня, чем от других.
Король выпрямился, и двое мужчин на миг перестали быть властелином и подданным, обратившись вновь в Симеона и Доусона – двух высокородных юношей, полных достоинства и гордости. Нынешнее презрение Доусона к ванайской кампании и ярость из-за судьбы сына, вынужденного служить под командованием Алана Клинна, были общеизвестны, однако сейчас он представил их королю в новом свете, чтобы на фоне гнева и убежденности в своей правоте вернее подойти к признанию. Симеон внимал, слуги с тем же тщанием старались ничего не слышать. На лице короля, таком родном и знакомом, любопытство сменялось удивлением, разочарованием и наконец шутливым отчаянием.
– Не трогай Иссандриана и его клику, с огнем играешь. – Король имперской Антеи откинулся на спинку ванны. – И все-таки жаль, что ничего не вышло, – у меня заметно поубавилось бы головной боли. Ты знаешь, что такое Эдфордская хартия?
– Что-что?
– Эдфордская хартия. Это такой кусок пергамента, отысканный неким священником в дебрях библиотеки в Севенполе. Там упомянут глава фермерского совета при короле Дюррене Белом. И север, размахивая старинной хартией, требует созвать новый фермерский совет. Любой, чей урожай позволяет сделать взнос, будет иметь право голоса.