Кинжал раздора

В компании незадачливых, отвергнутых на сегодняшнем балу кавалеров Барт заливал вином провал своего плана. Утром собутыльники переместились из бара в ресторанчик.

Барт пил. Только, казалось, он выкинул из головы всю мерзость домашней ссоры, кто-то из приятелей с пьяной жалостью поинтересовался, что случилось, почему его отфутболила та аппетитная голубоглазая блондинка. Барт многозначительно покачал головой. Пошатываясь, он залез на стол, выпрямился и сказал речь о превратности судьбы и зловредности людей. Слушатели ничего не поняли, но Барт говорил с таким чувством, что они заплакали. Барт сел на край стола и сам заплакал. Однако официантку, уставшую от работы в праздники, это не проняло. Она грубо стащила Барта вниз и разоралась, что вот молодежь пошла, допиваются до того, что обутые по скатерти гуляют. Их под ругань и крики выставили вон. Ничего, нашелся бар, который открылся пораньше.

Когда к их компании присоединилась еще одна, Барт не осознавал точно, где он и почему. Одна ухмыляющаяся рожа, впрочем, кое-что напомнила. Вот, кто во всем виноват!

– Оричес! Ты это подстроил! – Барт рванулся бить Ллойда.

Их с трудом разняли.

Рафаэль попытался рассказать родителям, какая Женевьева замечательная. Отец и слушать не стал. Возмутился, что этот негодяй (Бартоломью, естественно) посмел втянуть в свои авантюры и младшего брата, который только что в рот старшему не заглядывает, всячески его копирует. А мама с такой жалостью смотрела на Рафа, когда он пытался возразить, что тот бы выпрыгнул из своей коляски, если бы мог. Ему вдруг самому захотелось хлопать дверьми. Громко. Чтобы стены рушились, а родители наконец его услышали. Вместо этого он заперся у себя и сжимал кулак, пытаясь унять дрожь в руке.

На второй день до замка дошли сведения, как проводит время Бартоломью. Отец не поддался на мамины уговоры и не пошел разыскивать непутевого сына. А вечером третьего дня Барт сам вернулся. Его привез кто-то из сердобольных знакомых. Машина притормозила и уехала. Грязный, в одном ботинке, в двери ввалился Барт. Он еле стоял на ногах. Но хуже всего был запах. Семья, угрюмо поглощавшая ужин, изумленно уставилась на него. Таким они Бартоломью еще никогда не видели. Первым нарушил молчание кот. Он подошел и, мурлыкая, потерся о замызганную штанину. Барт присел и попытался кота погладить. И чуть не раздавил, навалившись. Кот заорал обиженно, а Барт, глупо улыбаясь, пошел к себе.

Послышался такой грохот, что стало очевидно: или Барт уронил нечто тяжелое, или упал сам. Мама и Раф одновременно дернулись на помощь. Мама запнулась о коляску, и Рафаэль остановился, развернулся резко.

– Довольны? – спросил он горько. – А что если наш Бартоломью никогда не станет прежним?

– Ничего, – скривился отец. – Переживет. Проспится и забудет. Невелика потеря: девица из семьи лгунов Мединосов.

Отец проговорил последние слова глядя куда-то поверх Рафаэля.

– Как же ты ошибаешься. Ты Барту жизнь ломаешь из-за глупого исторического заблуждения, – горячо воскликнул Раф.

– Докажите мне, что Мединосы не при чем, невинные они овечки, и покажите мне наши ножны. Да я тогда сам сосватаю ему эту девчонку у ее отца, – саркастически засмеялся Медичес.

Раф оглянулся, куда же отец там смотрит. Дверной проем подпирал Барт. Он, похоже, сунул голову под воду, но это мало помогло. Он не протрезвел.