Кинжал раздора

Барт ровно дышал. Хрипловато, но ровно.

Он ничего не придумал! У него даже плана никакого нет на этот раз!

Женин пошевелилась, Барт сжал ее в объятиях, прошептал щекотно «Женин» в самое ухо.

Женин покосилась на узкое длинное темное окно. Если нагрянут Медичесы, то ей придется в него вылезать. Как воровке! Хороша перспектива! Она, Мединос, застрянет в окне, ее хватают за локоть. «Что ты украла?» «Бартоломью». Женин было рассмеялась, но вспомнила, что лучшего выхода нет. И как теперь пойдет их жизнь? Они будут ждать неизвестно чего и прыгать из окна в окно? Что Барт себе думает? Женин возмущенно повернулась и посмотрела. Барт не думал. Он спал. Он ослабил хватку, и Женин освободилась из его рук. Барт спал и улыбался во сне. Лицо его дышало счастьем.

«Ах, – Женин забыла тут же все свои волнения, – как же я тебя люблю. Муж мой. Бартоломью».

На землю ее вернул шум. У нее сердце остановилось от испуга, что это Медичесы. Она прислушалась. Нет, это Рафаэль передвигается по кухне. Полуночничает.

У Женин опять ручьями хлынули слезы. «Нет в жизни счастья!» Бартоломью не принадлежит ей, как муж должен принадлежать жене. Перво-наперво он – Медичес. Примерный сын и любящий брат. Владелец замка и господин Меланьи. И уж только потом он ее муж. Даже своих меланцев он любит больше, чем Женевьеву Мединос.

Вот была бы она просто Женевьева. Женин Не-Мединос, как было бы легко. Но она не может. Она не может разбить сердце своему отцу, отказаться быть Мединос, предать Семью. Это позор! Ее отец будет опозорен своей единственной дочерью.

Женин поцеловала спящего Барта, полюбовалась им в последний раз. Замерла в нерешительности. «Нет! Все безнадежно». А ей надо ехать.

Женин бесшумно оделась, подхватила свой саквояж и выскользнула в двери. Зря она кралась по коридору. Рафаэль спал. Он сидел в инвалидном кресле, положив руки и голову на стол. Подушкой ему служила раскрытая толстая книга. Женин оставила саквояж и заглянула Рафу через плечо. Что за книга – не разобрать. Рядом копия прадедушкиного чертежа замка, сильно увеличенная. Исписанные крупным почерком листки. Схемы со стрелками. Жутко интересно, что они значат… Она никогда это не узнает. Никогда Рафаэль, глядя на нее своими лучистыми глазами, не расскажет, что он раскопал интересного.

– Прощай! – Женин вздохнула и поцеловала его в макушку.

«Надо же, волосы жестче, чем у Барта. И о чем это я…»

Раф зашевелился, кресло покатилось назад, его голова заскользила по книге. «Ты так свалишься! Где же у этой каталки тормоз?» Не придумав ничего лучше, Женевьева сунула ему под колесо ту самую маленькую скамеечку, на которой любила сидеть, когда болтала с ним. Убедившись, что Рафаэль теперь не выпадет, Женин вышла из пристройки в темноту раннего утра.

Снег уже не валил. Холодно и ветер противный, пронизывающий. Вот так же ее любимая героиня Амелия из семейной легенды о кувшине молока и рыжем воре совершала побег из замка. Может, даже в такую же гадкую погоду. Перед свадьбой с нелюбимым человеком, считая, что ее жених мертв. Она хотела уйти в монастырь, но счастливо попала в объятия совершенно живого своего рыжего вора. Женевьева не замечала, куда она ступает, что творится вокруг. Она плакала. Потому что ее история была совсем не такая счастливая. И, кроме бегства, ничего общего у Женевьевы с Амелией не было. Может, еще любовь была такая же. Большая и вечная. Но безнадежная.