Кинжал с красной лилией

Что оставалось Тома, как не повиноваться? Вопреки всем решениям, которые, как утверждал король, он для себя принял, он вновь поддался соблазну. Тома нисколько не сомневался, что трагедия, которая произошла этой ночью, вновь вернула короля в цепкие руки той, которую он будто бы разлюбил, и сейчас эти двое будут говорить вовсе не о Лоренце. Если вообще будут о чем-то говорить...

Тома ничуть не сомневался, что разговоров вообще не последует. Увидев, что передняя пуста, он отважился неслышно приблизиться к дверям спальни, — надо сказать, что они были прикрыты неплотно, — и услышал воркующий голос Генриетты после нежного смешка:

— Стоит ли так торопиться? Вы рискуете разорвать мое любимое платье!

— А мое любимое тело у тебя под платьем. Никогда еще ты не была так хороша! Я ума лишился, когда отказался от тебя, моя овечка!

После чего послышались совсем иные звуки. Тогда Тома на цыпочках удалился. Он уселся в карете и стал ждать короля, испытывая довольно неприятные чувства, потому что живот у него подводило от голода. Из таверны в конце улицы аппетитно пахло жарким, и Тома охотно навестил бы это заведение, если бы не боялся, что Генрих вернется раньше него...

Ему пришлось ждать не меньше двух часов, прежде чем появился улыбающийся король — глаза у него сияли, и благоухал он не чесноком, как обычно, а жасмином. Победа мадам де Верней была полной и безоговорочной. Строптивый любовник вновь надел на себя ярмо. Оставалось только узнать, какую цену придется ему заплатить за свое отчуждение, которое длилось не один месяц.

Усевшись на сиденье, Генрих откинулся на спинку и прикрыл глаза, мысленно возвращая себе особенно сладостные минуты. Тома, глядя на разомлевшего Генриха, не осмелился задать вопрос, который едва не срывался с его губ: что будет с Лоренцой? Но если любовник был во власти сновидений, то король не дремал. Внезапно Тома услышал:

— Я везу вас в Лувр, чтобы выдать бумаги, которые вам понадобятся. Этим вечером вы отправитесь в Лондон.

— Его Величество отправляет меня в Англию?

— Разумеется. Кто деликатнее вас сумеет сообщить Антуану де Саррансу, что произошло этой ночью? Вы привезете его с собой и проводите до моего кабинета. Я не желаю, чтобы он наслушался неведомо чего!

— Благодарю вас, сир! За него и за себя! А могу я осмелиться задать вам вопрос: что вы решили относительно донны Лоренцы?

— Пока она так больна, перевозить ее невозможно. Мы, мадам де Верней и я, думаем, что ей лучше находиться там, где она находится сейчас, чем неведомо где. Мадам де Верней даже высказала мысль, что, когда донне Лоренце станет получше, ее можно будет отвезти в одно из ее поместий — Мальзерб или Верней.

— И... с ее тетушкой?

— Этой гарпией? Нет, конечно. Как только тетушка узнала о том, что произошло, она принялась кричать во все горло и обвинять племянницу во всех смертных грехах. Я дорого бы дал, чтобы от нее избавиться.

— А не могли бы вы поручить послу Джованетти озаботиться ее отправкой во Флоренцию? Мне кажется, это его прямая обязанность? Или нет?

Счастливая улыбка исчезла с лица Генриха, и он сказал, не скрывая горечи:

— Если бы это было так просто! Старая лиса сумела подружиться с мадам Кончини. И обе они не теряли времени и заручились поддержкой королевы. Думаю, вы слышали, как Ее Величество надрывалась поутру.

— Трудно было не услышать, хотя так же трудно было понять, чего Ее Величество хочет.

— Королева хочет, чтобы бедная девушка, чья главная беда в том, что она ее крестница и вдобавок писаная красавица, была отправлена в Бастилию или в Шатле. По ее мнению, донну Лоренцу следует судить, а потом повесить.

— Не больше и не меньше?

— Ее Величество не отказалась бы и от более красочного зрелища, костра, например! И, разумеется, ее богатство должно вернуться к ее несчастной тетушке, единственной наследнице!

— Как это единственной наследнице? Неужели донна Гонория претендует на наследство маркиза Гектора? Я немного разбираюсь в законах: Антуан де Сарранс — единственный наследник своего отца, разумеется, наряду с вдовой.

— Вот почему вдова и должна исчезнуть. Тогда останется один Антуан, а он, насколько я его знаю, откажется от этих денег, залитых кровью, несмотря на свою бедность.

— Как это отвратительно! — воскликнул возмущенный до глубины души Тома. — Нужно, чтобы какой-то человек, достаточно могущественный и обладающий властью, вмешался и помешал этому коварному плану!

— Я подойду на эту роль?

Охваченный негодованием де Курси позабыл, где находится и с кем разговаривает.

— Вы? — переспросил он. Генрих расхохотался.

— Да, я. Я ведь, знаете ли, король.

Тома покраснел от смущения, но король шутливо похлопал его по плечу.

— Мы попробуем уладить это дело ко всеобщему благополучию. Я отправлю посыльного к Джованетти, а вы поскачете в Булонь.