Кинжал с мальтийским крестом

А он уезжать не хотел. Александр на удивление быстро прижился в Москве и понял, что русской половине его души здесь очень даже уютно. Новые знакомые – чиновники и царедворцы, офицеры да и свободные, не обремененные службой дворянские дети – оказались в большинстве своем людьми умными и приятными. У Александра появилось столько друзей, сколько не набралось бы и за всю предыдущую жизнь. Широкие русские души мгновенно превращали рядовые знакомства в дружбу. Все здесь были рады оказать услугу, одолжить денег, а если нужно, то и защитить, не считаясь с собственными неудобствами. Такая сердечность поначалу озадачила Александра, но он быстро к ней привык, а потом вдруг понял, что и сам рад жить точно так же.

«Надо принимать реальность такой, как есть. Так распорядилась судьба: я – полукровка. Сейчас я живу в России. Меня здесь приняли как своего, и мне это нравится. Так зачем тогда упираться, цепляясь за прошлое? В этом нет никакого смысла», – часто думал Александр. Но и немецкий прагматизм в нём тоже не дремал – изводил сомнениями. Имения и замок – в Богемии. Как всё это оставить? Это нужно совсем головы лишиться, чтобы бросить своё имущество на произвол судьбы!

Александр понимал, что пора уже сделать над собой усилие и посидеть недельку с Эриком фон Массом, входя в курс наследственных дел. Понимал – и всё равно малодушно тянул время. Ему почему-то казалось, что в делах Шварценбергов обязательно отыщется что-нибудь срочное, и они затянут его обратно в Европу. Даже кинжал с мальтийским крестом – символ своего старшинства в роду – новоиспечённый князь не стал из суеверия забирать себе, а оставил у матери.

Александр склонялся теперь к некоему компромиссу. Пару лет можно пожить здесь, посмотреть, как будет складываться служба, а потом решить, что делать дальше. Больно уж хорошо жилось Александру в Москве! Когда совесть толкала его, напоминая о долге, настроение у него портилось. Тогда он давал себе слово порвать с Юлией и всерьёз озаботиться министерскими делами.

Еще одно дело оставалось незавершённым – тётки так и не получили своих денег. Но предназначенные им сто тысяч дукатов лежали в банке Праги.

«Сегодня же надо поговорить с Эриком, – в который уже раз решил Александр. – Завтра я подпишу все бумаги и отправлю управляющего обратно. Пусть Эрик проверит, как идут дела в имениях, а потом привезет сюда деньги. Вот тогда и дойдёт дело до дядиного наследства».

Отвлекая его от размышлений, во дворе застучали копыта. Александр выглянул в окно – чёрный экипаж с гербом графа Литты на дверце разворачивался у крыльца. Любовница в очередной раз изменила время свидания по своему усмотрению, сдвинув его почти на три часа, а теперь прибыла как ни в чём не бывало. Александр не пошёл её встречать. Бесцеремонность Юлии слишком раздражала, нечего давать ей лишний повод для самолюбования. Пусть лучше обижается, чем считает князя Шварценберга своим рабом. Похоже, что он рассчитал правильно, дама явно оскорбилась:

– Я вижу, что меня здесь не ждут! – заявила она, капризно надув губки.

– Как прикажешь тебя ждать? Сидеть целый день у окна, как девица в русских сказках? – парировал Александр. – Я – занятой человек, к тому же имеющий определённые обязательства. У тебя на редкость странный взгляд на мужскую жизнь.

– Я не смогла приехать раньше из-за твоей матери! – огрызнулась Юлия. – Чёрт принес её в наш дом. Дед тут же пригласил баронессу обедать, и мне пришлось развлекать её, изображая хозяйку дома.

Александр почувствовал подвох – очередная выходка матери не сулила ему ничего хорошего:

– Что ей было нужно от тебя и от графа Литты?

– От меня – ничего. Она приехала к деду, чтобы попросить его быть шафером на свадьбе твоей тётки. Меня, естественно, тоже пригласили на венчание. Так что завтра в три часа увидимся в церкви.

– Какая свадьба? Ты шутишь? – поразился Александр.

– Зачем мне это? Баронесса сказала, что венчание состоится завтра в храме Святого Димитрия Солунского на Страстной. Её младшая сестра выходит замуж за немецкого дворянина. Она ещё упомянула, что тот был управляющим твоего дяди, а теперь перешёл к тебе. Странно, конечно, ведь твоя тётка – графиня, но в её возрасте выбирать не приходится. Всё нужно делать вовремя, и замуж выходить тоже.

– Понятно… – протянул Александр, хотя на самом деле ничего не понимал.

Первой его мыслью стало, что мать устроила очередную провокацию, лишь бы досадить ему. Но чего она могла этим добиться в их противостоянии?

Похоже, что он пропустил что-то очень важное. Неужели мать, и так державшая сестёр и племянницу железной рукой, начала самоуправствовать? Жаль! Ни тёткам, ни Лив против неё не выстоять.

Шварценберг вспомнил тонкое лицо своей юной кузины, её ласковый взгляд. Неужели баронесса затопчет и этого ангела, как только что поступила с собственной сестрой?