Тётка Полина уже совсем потеряла терпение и вылезла из кареты в ожидании своей подопечной. Лив успокоила её, но о том, что случилось в доме, умолчала. Сначала она просто не могла об этом говорить, а потом стало поздно. После того как они уехали в путешествие, разве можно было признаться в том, что видела заколотую кинжалом Евдоксию? Да и вообще, как же Лив могла сказать правду? Тогда пришлось бы говорить и о ссоре матери с сыном. Значит, на князя Шварценберга пало бы подозрение, а Лив не могла этого допустить. Её сердце отказывалось верить, что Александр мог убить собственную мать. Но самое главное, Лив просто не могла предать свою любовь!
Время шло, Лив уже привыкла и к дороге, и к тряске, и к своим невесёлым мыслям. Незаметно, но что-то стало меняться и в ней самой, и в её спутницах. На постоялом дворе в уездном Козельске с Лив впервые заговорила Варя. Паломницы обычно ужинали в одном из номеров. Назар и слуга Рогожиной приносили туда подносы с едой, а половой – горячий самовар. В этот вечер поступили так же. Взяв со стола тарелку, Лив уселась на одну из кроватей, а Варя пристроилась рядом.
– Вы с Полиной Николаевной вместе живёте? – вдруг шепнула она.
– Нет, я жила с её сестрами, просто уехала вместе с ней в паломничество, – объяснила Лив и, в свою очередь, поинтересовалась: – А вы?
– Я выросла у Рогожиных. Домна Фёдоровна – жена моего опекуна. Тот был приказчиком в нашей лавке, а когда мой отец умер, продолжил вести дела. Ну а меня жене отдал. Так что я уже семнадцать лет вместе с ней живу.
– От чего же она вам жениха не подыскала? – не удержалась от любопытства Лив.
– Зачем его искать? Он всегда рядом был: все в доме надеялись, что я выйду за Фёдора – сына Рогожиных. Но, видно, не судьба – женился он пять лет назад. Влюбился в цыганку из хора и тайно с ней обвенчался. А лавка-то ведь – моя, да и дом тоже, деньги опять же… Вот его мать и не сдержалась: когда Фёдор с молодой женой на порог ступили, она их прокляла, а потом выгнала. Грех это страшный. Домна Фёдоровна раскаивается, да сын её не прощает. Ведь детки его от этой цыганки не живут – все в младенчестве помирают.
– Господи, вот несчастье-то! Но, может, это просто совпадение?
– Может, и так, – согласилась Варя и безнадёжно вздохнула: – Тогда, значит, я виновата – очень Фёдора любила и предательство ему простить не смогла. Вдруг это моя злоба их детей убивает? Затем мы и едем к святым местам, чтобы грехи отмолить, а может, и навсегда там останемся при каком-нибудь монастыре.
«Монастырь… Вот ведь решение проблемы, – вдруг осенило Лив. – Как всё, оказывается, просто: жить тихой, праведной жизнью. Унести свои тайны за святые стены».
– Замечательная мысль, – признала Лив, – простая и светлая жизнь без мирской суеты. Я уважаю такое решение.
Варя, похоже, удивилась, а потом улыбнулась, сразу став молодой и даже хорошенькой.
– Правда? – спросила она и, увидев кивок Лив, обрадовалась:
– Спасибо за поддержку!
Так появилась у Лив подруга, скрасившая ей изнурительное путешествие. Паломницы ехали без остановок. Даже в Киеве, где сестра Феодора обещала небольшой, но отдых, они задержались лишь на день, а потом отправились дальше. Дорога шла через малые, неказистые южные городки и, в общем-то, почти не запомнилась. Обе подруги с нетерпением ждали встречи с Одессой.
Вот только погода всё им испортила: черноморская жемчужина приветствовала паломниц ледяным дождём и болотами вместо улиц. Но зато они нашли удобный дом и наконец-то смогли отдохнуть. До отплытия Полина собиралась пожить у Ордынцевых, и, хотя молодой хозяйки дома – средней из сестёр Чернышёвых, Надин – не было в Одессе, тётушка и Лив не сомневались, что им не откажут в гостеприимстве. Особняк на Софиевской улице они разыскали быстро. Гостей в нем, конечно же, приняли, вот только из всей прислуги в доме жили лишь сторож и поломойка.
– Ничего, мы сами будем стряпать, – пообещала сестра Феодора. Монахини радовались уже тому, что им нет нужды тратиться на гостиницу. – Я могу варить каши и щи, а сестра Ираида испечёт хлеб.
Женщины с удовольствием отдыхали – каждая в отдельной спальне. Лив и Варя подолгу гуляли в небольшом саду с вечнозелёными лаврами и отцветшими розовыми кустами. Особенно им нравилась потайная, спрятанная среди зарослей олеандра скамейка. Здесь, в уединении, девушки много и откровенно говорили. Лив рассказала подруге о своей любви и о том, как Александр отверг её. Но об убийстве тётки промолчала – эту тайну она хранила ото всех. Варя же говорила только о своём Фёдоре.
Сегодня утром небо очистилось, а к полудню уже вовсю припекало. Подруги устроились на любимой скамье: грелись на солнышке и болтали. Варя, как обычно, оседлала излюбленного конька:
– Ты, Лив, счастливая! Для тебя ещё не всё потеряно. Твой хоть не женат, – изрекла она и с любопытством спросила: – Ты не знаешь, у него любовница есть?
– Похоже на то…
– А какая?
– Брюнетка с пышными волосами и крупными чёрными глазами, вроде гречанки или итальянки.