Кинжал с мальтийским крестом

Повозка остановилась. Что-то бормоча себе под нос, Али взял пленницу за руку и потащил её в центр лагеря. Вход с самый большой из шатров закрывал собой мужчина, скорее даже юноша. Взгляд его не сулил гостям ничего хорошего. Али заговорил с грозным стражем, а потом перешёл на язык жестов. Юноша презрительно скривил рот, пожал плечами, но откинул полог шатра – проходите. Работорговец вошёл сам и втянул за собой пленницу.

Внутри оказалось полутемно. После яркого света Лив различала лишь силуэты. По тому, как заглохли шаги, она догадалась, что пол застелен ковром, затем разглядела проблески узоров на ярких подушках, а потом уже заметила в глубине шатра ещё кого-то. Человек, судя по ширине плеч, мужчина, сидел, привалившись спиной к частоколу из валиков и подушек. Лица его Лив не видела, но уже различила странно вывернутые вбок ноги. Человек подался вперёд, но его ноги остались в прежнем положении. «Да он калека», – поняла Лив и обрадовалась: её покупают для ухода за больным.

Работорговец вернул Лив с небес на землю. Он грубо сдернул с неё чадру и подтолкнул к покупателю. Лив качнулась и еле удержалась на ногах.

– Простите этого мужлана, сударыня, – по-французски предложил хозяин шатра. – Я, правда, не лучше – сижу в присутствии дамы, ну в этом приходится винить Наполеона, да известное всему свету моё фатальное невезение. Так что извините великодушно и присядьте рядом со мной.

Лив ничего не оставалось, как опуститься на ковер. Хозяин шатра что-то резко сказал Али, тот поклонился и откинул полог, впустив солнечный свет. Лив на мгновение зажмурилась, а потом, привыкнув, открыла глаза и взглянула на своего собеседника. Она получила удар в самое сердце: с незнакомого, до черноты загорелого лица на неё смотрели ореховые глаза. Похожие… Очень похожие… Точно такие же, как у Александра.

Это был знак судьбы!

Глава пятнадцатая. Капитан Щеглов

Как ни печально, но последнего в роду Шварценбергов ждёт судьба изгоя… Мысли Александра были такими же безнадёжными, как и весь мир вокруг. Мартовская погода в Москве оказалась на редкость мерзкой: снег то таял, то начинал падать вновь, причём шёл сутками, не давая людям ни малейшей передышки. А когда снегопад прекращался, из свинцовых облаков сочился дождь, превращая белоснежную чистоту сугробов в ноздреватую рыхлую жижу. Впрочем, чему удивляться? Именно в этом городе прежде четкая и достойная жизнь Александра вдруг превратилась в грязное и зловонное месиво. Теперь он прозябал в одиночестве, словно облитый помоями, ведь капитан Свиньин пришёл-таки к «оригинальному» выводу, что убийцей баронессы является её собственный сын, и не постеснялся высказать свои мысли главному подозреваемому. К счастью, в тот момент в полицейском участке вместе с Александром находился князь Платон, он-то и не позволил оскорблённому Шварценбергу наломать дров.

– Опомнитесь, – прошептал Горчаков, – этот негодяй провоцирует вас, ведь его обвинения голословны. А вот если вы устроите драку – у него будет возможность вас арестовать.

Александр всё понял. Он сразу же, не простившись, ушёл из участка и больше в нём не появлялся. Да и что ему было там делать? Изучать постановление о собственном аресте? Последней его надеждой оставался расхваленный Горчаковым сыщик, но тот пока в Москву не спешил. Князь Платон отправил в столицу второго гонца и получил краткий ответ, что капитан Щеглов уже испросил на службе отпуск и ожидает приказа. Оставалось только набраться терпения.

Крепкий шатен средних лет переступил порог флигеля в доме Румянцевых неделей позже. Сопровождавший его князь Платон сиял от радости. Представляя гостя, Горчаков не пожалел красок:

– Ну вот, Александр, мы с вами и дождались! Прошу любить и жаловать – капитан Щеглов. Мой добрый друг и при этом – золотая голова, лучший сыщик в нашей полиции.

Князь Платон как будто и не заметил ни укоризненного взгляда частного пристава, ни его явного смущения, он просто представил гостю князя Шварценберга и сказал:

– Вот, Пётр Петрович, здешняя полиция обвинила Александра в убийстве собственной матери, а наши аргументы, что это – чушь собачья, они не хотят слышать. Теперь вся надежда только на вас…

– Рад знакомству, ваша светлость, – поклонился Щеглов.

Александр пожал ему руку.

– Я тоже очень рад, что вы согласились приехать. Как справедливо сказал князь Платон, наверно, вы для меня – последняя надежда.

Щеглов мягко улыбнулся. Улыбка у него была смешной – на один бок, но очень приставу шла. Александр вдруг осознал, что Щеглов, оказывается, совсем не стар и очень даже приятен. Но пристав не стал отвлекаться на досужие разговоры, а сразу перешёл к делу:

– Вы дайте мне время и пока ни о чём не расспрашивайте, – попросил он. – Сейчас я ещё не вижу мотива, не знаю связей между людьми. Пока я не опрошу всех хозяев и всех слуг, ясности у нас не появится, а недостаток фактов часто заводит не туда, куда следует. Я пока начну дознание, а своими выводами поделюсь, когда буду в них совершенно уверен.