Кинжал с мальтийским крестом

Гюнель мог и солгать, пытаясь свалить вину на Назара, и тогда к похищению девушек никто, кроме самого турка, не причастен. Но вдруг он сказал правду? Возможно ли, что здесь замешана женщина, названная Варей? Александру оставалось только одно – самому встретиться с княгиней Нарышкиной и всё узнать. Он помнил эту яркую, высокомерную даму со времён коронации. Эта жгучая красотка в открытую флиртовала с генерал-губернатором Новороссийского края и делала это на глазах его жены, а за компанию и собственного мужа. К тому же она не скрывала и своих видов на Дмитрия Ордынцева, хотя тот уже стал женихом средней из сестёр Чернышёвых. И с этой женщиной предстояло объясняться, не имея при этом ни одного доказательства. Впрочем, иного выбора не было. Промолчать Александр не мог – это означало бы предать память Лив.

После бесплодных поисков в порту Одессы князь вернулся в свою гостиницу усталый и голодный. Надо бы хоть поесть по-человечески. Проще всего было поужинать в каком-нибудь из соседних трактиров, и Александр, переодевшись в чистое, вышел из номера с твёрдым намерением так и сделать. В узком коридоре на него внезапно налетел идущий навстречу мужчина.

– Простите великодушно… – произнес тот и вдруг с удивлением воскликнул: – Вот это сюрприз! Какими судьбами? Князь Шварценберг в Одессе! Мы думали, что вы уехали в Богемию.

Перед Александром стоял один из его московских приятелей – Владимир Голицын. В последний раз они виделись в то время, когда капитан Свиньин пытался сделать из Александра козла отпущения и всё московское общество резко охладело к прежнему любимцу. Голицын тогда явно избегал Шварценберга, а теперь, как ни в чём не бывало, широко улыбался и тянул руку. Александр уже давным-давно всех простил и не держал зла на прежних знакомых, и сейчас, пожав Голицыну руку, ответил на его вопрос вполне дружелюбно:

– Я съездил в Богемию, успел побывать ещё в нескольких странах, а сюда приплыл из Константинополя. Немного отдохну в Одессе и поеду дальше.

– Что значит европейский масштаб! Завидую вам белой завистью. А мы – русаки – всё по своим имениям катаемся, да зимой – в столицы на светский сезон. Мира не видим! Провинциалы! – откликнулся Голицын и тут же уточнил: – Куда собрались?

– Хочу пообедать. Других планов у меня пока нет.

– Так давайте со мной. Вы ведь знакомы с графиней Воронцовой? Самого генерал-губернатора сейчас нет – он отбыл в Севастополь, пресловутый Витт увязался за ним, так что мы с вами окажемся в обществе прекрасных и одиноких дам.

– Разве их будет много, ведь вы назвали всего двоих уехавших мужчин? – улыбнулся Александр.

– Воронцов покинул и законную жену, и любовницу – Ольгу Нарышкину, а генерал Витт – свою метрессу Каролину Собаньскую. Все три дамы терпеть не могут друг друга, но графиня Воронцова приглашает Собаньскую, когда хочет досадить своей сопернице – Нарышкиной. Прекрасная Каролина в открытую живёт с Виттом, а тот приходится княгине Ольге единоутробным братом. Сестрица уже поцапалась с генералом, отказавшись принимать его любовницу. Так что это настоящий цирк! Поедемте! Посмотрите на дамские битвы, я уже не раз их наблюдал: искры из польских панн летят, как из топки. Не пожалеете – будет забавно, к тому же у Елизаветы Ксаверьевны отлично кормят.

Ну надо же, какой шанс! Равнодушно, чтобы не возбудить любопытство в своём болтливом собеседнике, Александр заметил:

– У меня остались добрые воспоминания о встречах с графиней Воронцовой, я бы с удовольствием возобновил знакомство. Но вы говорите, что в её доме ожидаются бабские склоки… Возможно, Елизавету Ксаверьевну не обрадует присутствие в такой момент незваного гостя?

– Здесь вы не правы: графиня так безупречно воспитана, что к её поведению придраться невозможно, при этом она лихо стравливает Нарышкину и Собаньскую, выставляя их обеих на потеху гостям. Ей чем больше зрителей – тем лучше.

Александр для приличия ещё раз выразил сомнение, а потом «сдался». Голицына у крыльца ждал собственный экипаж, и уже через две-три минуты приятели отправились на Приморский бульвар к недавно отстроенной губернаторской резиденции. Дворец стоял на холме, и самым главным его украшением была панорама залива, но и сам двухэтажный ампирный особняк мог считаться эталоном стиля. Гладкие стены с белыми пилястрами, лепной фриз, бегущий у края плоской крыши и минимум украшений создавали изысканное и гармоничное целое.

Коляска остановилась перед крыльцом с двумя львами, и гости прошли в тень портика. Монументальный в своей важности лакей проводил их в салон. Приглашенных собралось пока немного: вдоль окон прохаживались двое молодых чиновников в вицмундирах, а в кресле сидел уже облысевший, с виду вяловатый мужчина, в котором Александр узнал князя Нарышкина. Женщин в гостиной тоже было трое: по-летнему воздушная в белоснежном шёлке хозяйка дома, статная темноглазая шатенка в золотистом муслине и томно играющая веером Ольга Нарышкина в переливчатой тафте. Голицын, на правах друга дома, подвёл Александра к хозяйке и заявил: