Кинжал в постели

– Идиот, что веришь! – взвизгнула она, впиваясь ногтями в отполированное дерево еще сильнее. – Я столько лет проработала в суде, помощником судьи, знаю много! Знаешь, как сажают невиновных людей, а? Знаешь?!

– Меня посадили за дело. Я был виновен, – проговорил он и отцепил все же ее пальцы от притолоки. – Пропусти, Алика. Я все равно уйду.

Она дышала тяжело, с надрывом, так дышат женщины и дети, когда собираются зареветь. Ее слез он не хотел. И он им не верил. Это были злые слезы, не более.

– Почему?! – Она судорожно сглотнула, но комок в горле исказил ее голос до неузнаваемости. – Почему ты уходишь, Сережа???

– Откуда у тебя фальшивый паспорт с моей фотографией? Зачем он? Что ты задумала, Алика? Ты… Ты хочешь меня подставить? Тоже мстить собралась?

– Тоже??? Что значит тоже??? Кто тебе собирается мстить??? – Слезы все же покатились по ее бледным щекам, губы задрожали. – У меня и в мыслях никогда… Нет! Ни о какой мести речи нет… Просто… Просто я хотела, чтобы мы вместе нашли его, и все!

– Все, меня нет больше в твоем деле, Алика. А паспорт… Паспорт советую сжечь. На нем твои отпечатки.

И он вышел на улицу. Было холодно, кажется, морозило. Когда он выдохнул трижды, чтобы избавиться от жесткого обруча, опоясавшего ему грудь, изо рта вырвался клуб пара.

Надо идти, подумал Сергей. Надо выйти к парням, поджидающим его с другой стороны забора. Выставить руки вперед, чтобы на них надели наручники. А потом постараться объяснить тому, кто жаждет это услышать, очень внятным и доступным языком, что он никого не убивал и не собирался этого делать.

За его спиной хлопнула дверь. Он обернулся и увидел Алику, кутавшуюся в большую куртку ее покойного мужа. Она не обулась, оставшись в домашних тапочках, и от вида ее голых щиколоток ему почему-то сделалось очень холодно.

– Уйди в дом, Алика. Холодно, – приказал он. – Зачем ты вышла?

– Я провожу тебя до калитки. И это не обсуждается.

Она пошла вперед, обошла его стороной, шагнув в охапку подмороженной листвы, но кажется, даже не почувствовала холода. И двинулась по дорожке впереди Боголюбова. Он шел метрах в трех сзади, рассматривая ее неуклюжую фигуру в мужниной куртке, пряди волос, беспорядочно рассыпанные по капюшону, голые икры, бледно мелькающие при ходьбе. И душу раздирало от досады и жалости к ней.

Ну что же она такая нескладная, а? Все вроде бы было у нее. Все для счастья необходимое: муж, дом, работа. И все сквозануло сквозь пальцы, как песок. Мужа увели, работу она оставила, в доме пусто. Его вот зачем-то с зоны вытащила. Зачем? Чтобы он убийцу ее мужа искал? Нашла специалиста! А паспорт, паспорт-то фальшивый зачем? На всякий такой вот случай? Значит, знала, что будет такой случай?

Ой, что-то паршиво как-то. Мутно. И что за баба крякнулась, в убийстве которой его обвиняют? Алика сказала, что, возможно, его телефонная собеседница. Но звонила-то ему Жанка Стрельникова. И когда он от нее уходил, она была здоровее всех здоровых. И он даже если бы и захотел, не смог бы ее убить. Не за что! Она же дружище на сто лет! Она позавчера сама ему позвонила, пригласила для разговора. Напомнила о невыплаченных дивидендах. Он, к слову, так обрадовался. Деньги ему не помешают. Что-то еще потом лопотала про мстителя. Он плохо вслушивался в тот момент, это когда уже домой добрался, призадумался. А призадумавшись, расстроился. А там все больше кабинет ее рассматривал. Нравилось ему в их офисе. И в глубине души копошилась гордость: он ведь это все придумал много лет назад. И даже частично вложился.

Потом они расстались, он поехал домой. И расставались на дружеской ноте. Жанка даже прослезилась, обнимая его.

Больше он ни с кем не разговаривал по телефону. Виделся следующим днем с Мари. Так она и сегодня в добром здравии. Рассердилась на него, конечно, за вранье. А кто бы не рассердился?

Он рванул на себя калитку, шагнул за забор.

– Привет, мужики. – Руки Боголюбов держал на виду, чтобы те с ходу стрелять по живой мишени не начали. – Не меня ждете?

Те сразу напружинились, встали треугольником. Участковый оказался лицом к лицу с Сергеем. Двое других начали медленно обходить Боголюбова с боков. Сейчас начнут ломать руки, пинать, подумал он с тоской. И решил предупредить:

– Сопротивления я оказывать не собираюсь, тихо-мирно сяду в машину и поеду куда пожелаете.

– Тогда садись, – приказал тот, что был слева от него, и сунул руку под левую подмышку, где топорщилась кобура.

– Сажусь, – кивнул Боголюбов и обернулся на Алику.

Она стояла у калитки, съежившись от холода, все же пробрало. И смотрела на него. Было темно в этом месте у забора, но он все равно рассмотрел, что она плачет.

– Не реви, Алика. Все будет хорошо.

– Ага, – кивнула она и шмыгнула носом. Тут же высоко задрала подбородок и громко обратилась ко всем присутствующим: – Хочу обратить ваше внимание, господа, что я жива и здорова! И что гражданин Боголюбов Сергей не совершил по отношению ко мне никаких злодеяний.